Геращенко Антон
Бомбар-1
Антон Геращенко
Бомбар-1
Повесть о необыкновенных приключениях двух отважных путешественников
Посвящаю дочке Аленушке
ЗАВТРА - СТАРТ
Вечером на балконе окончательно был утвержден план полета и предстоящей операции.
- Вы там что? - проговорил в комнате дед Гриша. - И ночевать собираетесь? Путешественники!.. Чего это вы прижухли?
Вот дед Гриша!.. Не угодишь ему ничем. Заговоришь- шумит, молчишь - опять недоволен.
- А ну расходитесь сейчас же!.. Не нашепчетесь все!.. Рано еще вам договариваться, постройте вначале, а потом уж секретничайте. Полетят они!.. С кровати на пол.
Колька и Сашка подмигнули друг другу и, чтобы не расхохотаться, зажали руками рты. "Ничего, ничего, дед Гриша! Мы вот завтра вылетим, будет тебе "с кровати на пол", а когда вернемся с Гаврилой Охримовичем, он тебе уши нарвет!" Дед не знал, что корабль уже готов, что осталось только вмонтировать аппарат Сашкиного старшего брата. Сашкин брат уже закончил свой аппарат, не испытал только: помешала срочная командировка.
- Я кому говорю?! -сердился уже всерьез дед Гриша.- Сейчас же расходитесь!
В комнате свет выключили, кровать скрипнула, дед улегся спать.
Опершись локтями о перила балкона, мальчишки смотрели на город и звезды. Везде - и на земле, и в небе - им мерещились корабли.
В небе густо роились звезды, светились окна в домах, и дома казались теплоходами. Проспект - лунная дорога в ночном море, а они, мальчишки, на балконе девятого этажа - будто на капитанском мостике.
- Значит, завтра?
- Да, завтра вылетаем... Как план?
- Тю на тебя! - произнес Сашка и повернулся к свету.- Сколько раз можно проверять?!
Сашка - худенький, рыжеволосый и веснушчатый парнишка с длинной шеей, острой мордочкой, оттопыренными ушами, выдумщик и непоседа.
- Сколько раз, а?
- Тихо, тихо!.. Чего ты?-остановил его Колька, который был ниже ростом, коренаст, круглоголов и лобаст - серьезный мужичок. Сбычившись, он уставился из-под черной боксерской челки на своего друга. - А как же? Это же серьезное дело!..
Помолчал, а потом тихо с расстановкой произнес:
- Значит, мы попадаем на скачки... Захватываем лошадей... Вскакиваем в седла...
- Да захватили, захватили уже! - перебил Сашка. Он злился.
- Значит, захватили мы лошадей, скачем...
- Скачем мы уже, скачем! - подстегивал нетерпеливо Сашка. - А беляки-казаки - за нами! Н-но! - выдохнул Сашка и произнес спокойнее. Оглянусь я, посмотрю... А потом закричу: "Колька, Колька! Давай сюда!" Ты подскачешь ко мне, возьмешь конец шнура. Новенький он у нас. Мать для белья купила, капроновый, тонну выдержит, а может, и две. Разлетимся мы с тобой в разные стороны перед конниками, опустимся к стременам. "А шо, пацаны! закричит, обернувшись к нам, Гаврила Охримович. Тяжело ранен он, едва держится в седле и не может стрелять. - Есть еще порох в пороховницах? Крепка еще пионерская сила? Не гнутся еще красные следопыты?"-"Есть еще, председатель, порох в пороховницах! Крепка еще пионерская сила, еще не гнутся красные следопыты!"-закричим мы с тобой в ответ и изо всех сил натянем шнур так, что он зазвенит как струна. И!.. - взмахнул Сашка рукой, опустил резко. - Полетят вверх тормашками кони с всадниками... Вот так, вот так, кубарем!..
И Сашка начал показывать глазами, головой, руками и ногами, как именно полетят кони и всадники...
- Ну как... план? - придвинувшись вплотную к Кольке, шепотом, прерывистым от волнения, спросил Сашка. - Ведь здорово мы их, а?
- А про пороховницу... - не отвечая, зашептал и Колька. - И вообще, что Гаврила Охримович нам кричит, а мы ему отвечаем, ты когда придумал? Сейчас?
- Да нет, не сейчас, - смущаясь, признался Сашка. - Это я из "Тараса Бульбы" придумал, помнишь? - А-а, - разочарованно протянул Колька, - я думал, сам...
- Какая разница! - вскинулся, обидевшись, Сашка. - Что ты все придираешься! Ты лучше о плане скажи, годится он или нет?!
- Ну что?.. Неплохой план, хороший, можно даже сказать. Не с бухты-барахты, а продумано все.
Колька говорил, как дед Гриша. Сашка заглянул ему в лицо - не смеется ли его друг, как это обычно делает дед, - сам говорит серьезно, а глазами смеется.
Нет, Колька не шутил, смотрел прямо и честно, глаза в глаза. Увидев, что губы у Сашки расплываются от удовольствия в улыбке, он горячо произнес:
- Нет, правда, хороший план. Ты не зазнавайся только... По проспекту, жужжа и подвывая, проплыл полупустой троллейбус со светящимися окнами.
- Вот будет здорово! - произнес Сашка вполголоса. - Вечером летим с Гаврилой Охримовичем над Красным городом-садом...
И они увидели, как, возвращаясь, по широкой дуге снижаются к своему двору, показывают с высоты Гавриле Охри-мовичу дома, торговые центры, детскую железную дорогу с электровозом, авиалайнер "АН-10", в котором для детей показывают кинофильмы, аттракционы "Луна-парка", Бульвар роз... Опускаются на землю, выходят, идут в свой подъезд, поднимаются в лифте к деду Грише...
Гаврила Охримович - Колькин прадед - до революции жил в этих местах. Раньше здесь была степь, разрезала ее надвое заросшая по дну камышом, а по склонам терном балка. Над пей когда-то самозахватом, без разрешения царских властей, селились рабочие. Приходил в Ростов-на-Дону человек с семьей, а жить-негде. Вот тогда собирались рабочие, выбирали площадку, заготавливали в укромном месте саман и в одну ночь строили своему товарищу мазанку. Утром придет жандарм, а на хозяйской земле уже "прописалась" рабочая семья - валит в небо из трубы теплый дым! Жандарм собьет ведро-трубу и-поскорее ходу-ходу: иначе не сдобровать ему, поднимется вся пролетарская окраина. Здесь жил очень гордый народ. Работал он в железнодорожных мастерских и славился на всю Россию своими забастовками, демонстрациями и стачками. В честь стачек и пролег теперь по дну балки широченный проспект, а по обе его стороны вырос просторный город.
- Посмотрит Гаврила Охримович, удивится, - проговорил Сашка, оглядывая пустынный проспект.
- А может, и не удивится нисколько, - раздумчиво в тон другу продолжал Колька. - Он же очень серьезным человеком был, любил мечтать. Ты вспомни, что нам дед Гриша про хутор рассказывал.
Перед революцией Колькин прадед сбежал с германского фронта и вернулся в родной хутор, к семье. Здесь когда-то жили все его предки. В хуторе Гаврилу Охримовича, первого большевика среди казаков, избрали председателем хуторского Совета.
Хутор этот находился, по мнению Кольки и Сашки, недалеко от нынешнего Красного города-сада, раньше полынного взгорья, где под бугром неторопливо текла речушка среди осоки и камышей, чуть дальше - Дон, потом простирались степи, болотистые плавни Азовского моря... И вот в плавнях-то, в большом хуторе с головастой церковью на площади жил, боролся первый председатель сельсовета Гаврила Охримович Загоруйко. Погиб он в гражданскую войну, в августе 1918 года, из-за своего сына-мальчишки, Колькиного дедушки Гриши. Так уж нечаянно получилось...
Завтра будет именно тот день, когда погиб Гаврила Охримович. К этому дню Колька и Сашка готовились очень давно. Зимой они занимались в авиамодельном и радиотехническом кружках при школе. А все лето работали. Конечно, если бы дед Гриша не давал им деньги из своей пенсии на детали, клей, краски и если бы не учил работать различными инструментами, корабль они никогда бы не построили. Но вот главного в устройстве их корабля дед Гриша как раз и не знал. Наверно, он не очень-то и верил в их корабль, потому что глаза у него всегда смеялись, когда они втроем пилили, рубили, шабрили, паяли, закручивали гайки, клеили и, работая, мечтали о том, как полетят в хутор и спасут председателя.
Расставались до утра Колька и Сашка в темноте.
Жили они, хотя и в разных квартирах, но рядом, - кровати их стояли впритык, разделяла их лишь гипсолитовая перегородка. Каждый вечер и по утрам они переговаривались стуком. По азбуке Морзе: один короткий, один длинный-"а", один длинный три коротких- "б", и так далее, весь алфавит.
Лежа в постели, Колька потихоньку, чтобы не разбудить деда, отбил в стену: "С-п-и н-а-б-и-р-а-й-с-я с-и-л тчк з-а-в-т-р-а с-т-а-р-т".
Но вот сам заснуть он как раз и не мог.
Колька лежал неподвижно под одеялом и крепился изо всех сил: ему вдруг стало жаль родителей и деда Гришу. Он только сейчас по-настоящему осознал, как их любит. Оказывается, при расставании чувствуешь одновременно и грусть и радость так остро, что кажется, заплачешь - станет легче.
Он думал о завтрашнем дне, об испытании аппарата Саш-киного брата.
Портрет Гаврилы Охримовича висел над кроватью деда Гриши, напротив. Месяц, заглядывая в комнату, освещал его.
Прадедом, то есть глубоким стариком, он на портрете не был. Это молодой дядька, плечистый, крепкий, ладный, гимнастерка на нем чуть не лопалась, да она, вероятно, и разъехалась бы по швам, если бы не стягивалась туго крест-накрест ремнями.
Гаврила Охримович был таким напружиненным, что казалось он вот-вот шагнет из портретной рамки. С шашкой! С наганом!.. Когда долго смотришь на него, кажется, что он оживает. Губы, усы, крючковатый нос неподвижны, а глаза...
Гаврила Охримович смотрел с портрета на Кольку так, словно хотел сказать: "Ну-ну, правнучек, не робей, действуй!"
ПОЕХАЛИ!..
Утро выдалось ясным и прохладным. Лето было на исходе, начинался один из тех удивительных августовских дней, когда и солнце греет, и чувствуется студеность приближающейся осени. Цветы, деревья, травы источали медовый запах. Воздух был чист, свеж и густ ароматами.
Солнышко едва поднялось над домами, в Красном городе-саде стояла воскресная тишина. Буравили ее изредка лишь нетерпеливые рожки мотороллерщиков, которые привезли к домам хлеб, молоко, творог и теперь ждали покупателей.
