Александр Авраменко, Александр Афанасьев
БЕЗДНА
Часть первая
«После прошедшего дня не всегда наступает вечер…»
Из откровений проклятого.
Пролог
Утром 23 августа 1939 года с Берлинского аэродрома стартовал личный самолёт Фюрера Германии «Фокке-Вульф-200». Огромная машина, украшенная на хвосте свастикой, взревев всеми четырьмя моторами, быстро промчалась по бетонным плитам Темпельхофа и взмыла в воздух. Главными пассажирами на его борту были двое: министр иностранных дел Третьего Рейха Йоахим фон Риббентроп и юридический советник этого же ведомства Гаусс. Следом поднялся в воздух второй такой же самолёт…
Глядя в квадратный иллюминатор на убегающие под крылья белоснежные облака, невысокий седоватый мужчина в кресле вспоминал:
— фон Риббентроп! Мне нужно обезопасить Германию от удара в спину со стороны большевиков. Запомните — у вас две недели на всё. Ровно через четырнадцать дней у меня должны быть гарантии, что Сталин не двинет свои орды навстречу моим войскам, штурмующим Варшаву. Вы всё поняли?
— Да, мой Фюрер!
Министр преданным взором впился в синие глаза Гитлера. Тот, неожиданно успокоившись, как и все холерики, уже другим тоном закончил:
— Мне нужен этот Пакт. Или план «Вайс» будет сорван, и Великая Германия больше никогда не поднимется с колен…
24 августа 1939 года, в полдень, посол САСШ в СССР Штейнгард дал телеграмму, в которой сообщал о достигнутой договорённости между Россией и Германией по поводу территориальных изменений в Восточной Европе. А конкретно — Эстонии, Латвии, восточной части Польши, Бессарабии, отходящих по Договору Молотова-Риббентропа к сфере интересов СССР. Кроме того, посол сообщил, что переговоры вёл лично И.В. Сталин, который никогда не скрывал своих симпатий к Германии и был давним сторонником советско-германской дружбы.
А уже 1 сентября 1939 года, в 4 часа 45 минут первые германские войска пересекли границу Польши, ибо «…Данциг, совершенно не является предметом спора. Основным является вопрос расширения нашего жизненного пространства на Востоке. Поэтому не может быть и речи о том, чтобы пощадить Польшу…»
Говорят, что Черчилль, узнав про подписание Договора о ненападении, швырялся пепельницами и катался по ковру в своём кабинете. Люто ненавидящий Советскую Россию, не останавливающийся ни перед чем, лишь бы Британия была на первых позициях в мире сказал: «День подписания Пакта — это начало судного Дня для Империи. Теперь мы просто обязаны уничтожить этих ублюдков, посмевших вообразить себе, что их примут за людей.» И точно — как гласит английская поговорка: настоящий джентльмен хозяин своего слова — может его дать, но может и взять обратно…
Казалось, что всё подтверждает правоту «бульдога», так как уже 17-ого сентября бронированные орды грязных славян ринулись добивать труп, оставшийся от некогда грозной Польши. Искусственно созданная,[1] запятнавшая себя массовыми убийствами украинцев и евреев на территории Советской Украины, резнёй фольксдойче в Бромберге,[2] сгоном с земли крестьян непольского происхождения и настоящим геноцидом по отношению к русинам, украинцам, валахам, венграм, имевшим несчастье оказаться на её территории, по большому счёту ничего другого это «государство» и не заслуживало…
Глава 1
Майнила.
— Давайте быстрее, горячие финские парни!
— Эх, чёртова матушка!
Офицер финской армии торопливо понукал замешкавшихся артиллеристов, но в этом не было особой нужды — они и так спешили изо всех сил. Ещё минута, и на пригорок выкатилось кургузое орудие, а сошники загнаны в землю до упора. Негромко лязгнул затвор, заперев в тускло сияющей глубине ствола маслянистый снаряд.
— Готово, господин капитан!
Командир расчёта, унтер-офицер Похъялайнен прильнул к панораме.
— Ну, где же эти большевики?!
В чётком перекрестии виккерсовского прицела виднелись одни вековые ели, под которыми по натоптанному пути ходили советские пограничники. Капитан Виролайнен поднёс к холодным зелёным глазам бинокль. Никого. Проклятье! Надо же им задерживаться! Всегда точно, а именно сегодня… Идут! Показался старший смены, за ним гуськом двигались остальные бойцы. Финский офицер раздражённо потёр внезапно застывшие руки.
— Готовы?
— Так точно, господин капитан.
— Огонь по свиньям!
Короткий ствол гаубицы дёрнулся, и первый снаряд с переливчатым журчанием ушёл в цель…
— Товарищ командарм второго ранга! Только что получено экстренное донесение с границы: белофинны обстреляли пограничный наряд возле деревни Майнила!
Мерецков поднял воспалённые красные глаза на адъютанта и глухо спросил:
— Жертвы есть?
— Так точно, товарищ командующий Округом. Четверо убито, девять ранено.
— Сволочи! Совсем обнаглели. Соедините меня с товарищем Сталиным.
— Слушаюсь!
Капитан торопливо закрутил ручку аппарата, затем, проговорив несколько дежурных фраз, протянул трубку Константину Андреевичу. В трубке уже рокотал знакомый голос с известным каждому советскому человеку акцентом:
— Слушаю вас, товарищ Мерецков. Сталин у аппарата.
— Товарищ Сталин! Докладывает командующий Ленинградским Округом Мерецков! Только что мне сообщили, что возле населённого пункта Майнила белофинны обстреляли из артиллерийского орудия наших пограничников. Четверо убито, девять ранено.[3]
В трубке помолчали, затем Сталин бросил:
— Поднимайте войска, товарищ Мерецков. Наше терпение лопнуло.
В мембране лязгнуло. Это Вождь бросил трубку на держатели. Командующий неожиданно для себя полез в карман галифе и вытащил платок. Затем в свою очередь протянул трубку адъютанту и смахнул обильно выступивший на лбу пот.
— Передать всем командирам дивизий, отдельных полков, соединений. Тревога! На провокации не отвечать до официального объявления войны…
Пушка покоилась на дне болота. Финские артиллеристы возбуждённо галдя торопились домой. Ещё бы, и большевикам всыпали, и идти налегке. Это не то, что тащить на руках тяжеленное орудие, надрываться, толкая его сквозь заросли и мох. Никто из солдат не заметил, что их командир отстал, и уже идёт последним. Наконец все вышли на равнину, откуда по дороге можно было спокойно добраться до расположения. На грунтовке стоял мотоцикл с коляской, в которой сидел одетый в кожаный плащ человек. При виде группы солдат, вышедших из леса, он чуть пошевелился.
— Эй, ребята, смотрите, а что тут делает этот гражданский?
Ответом спросившему были автоматные очереди с двух сторон. Сзади из тупорылого «Суоми»[4] стрелял его командир Виролайнен, спереди, из крупнокалиберного «Томми-гана»[5] — неизвестный. Через несколько мгновений всё было кончено. Пока капитан нервно курил, неизвестный аккуратно перерезал длинным ножом горла всем убитым. Окурок отлетел в сторону и, ударившись о случайный камень, выбросил кучу искр.
— Это обязательно, мистер Дженкинс?
— Конечно. А как мы потом свалим всё на русских? И вообще, господин Виролайнен, вы здесь человек маленький. Получите свои три тысячи фунтов, и довольны. А нам ещё работать и работать.
При виде холодных, каких то мёртвых глаз говорившего Анти Виролайнену спорить расхотелось сразу, в горле неожиданно пересохло и он сглотнул. Кадык шариком вспух на шее, за секунду до того, как широкое лезвие ножа, которым только что добивали его солдат, рассекло ему трахею и он повалился на стылую землю, зажимая руками страшную рану. Перед глазами появилось по-прежнему неподвижное лицо:
— Вы уж извините, капитан, но наверняка молчат только мёртвые.
Ответа не было. В застывших глазах отражались бегущие по низкому осеннему небу серые облака. Майор Дженкинс, резидент английской стратегической разведки позволил себе усмехнуться и глотнуть из плоской кожаной фляжки глоток виски. Осталось немного. Сбросить трупы в болото, туда же, куда эти глупцы спихнули орудие, затем тщательно прибраться. Всё. Задача, поставленная перед ним, выполнена полностью, да ещё со значительной экономией средств. Деньги пригодятся ему самому, да и, в конце концов, поскольку свидетелей не осталось, то теперь гарантированно можно будет обвинить Советы в том, что они сами организовали провокацию, для повода к вторжению.
Сделав ещё глоток, англичанин аккуратно вложил флягу во внутренний карман и принялся за неприятный, но так необходимый труд. Когда всё было закончено, он ещё раз тщательно осмотрел место убийства. Отлично! Никаких следов. Мотор мотоцикла заработал с первой попытки. Щёлкнула включаемая передача, и мощный «Цюндапп» понёс своего седока обратно. Майора Дженкинса ждало уютное купе в вагоне поезда, идущего в нейтральную Швецию…
Сталин швырнул трубку на рогульки телефонного аппарата и раздражённым жестом выбил трубку в пепельницу. Затем нажал на кнопку звонка. Тяжёлые двери почти тут же распахнулись, и в кабинет вошёл Поскрёбышев, выжидающе застыв в проёме:
— Лаврентия сюда. И пригласи этого, Вячеслава.
— Слушаюсь, товарищ Сталин!
Створки бесшумно сомкнулись, к тому времени, когда приглашённые явились, Коба[6] уже успокоился. Но не до конца, поэтому встреча началась с разноса.
— Лаврентий, ты, сукин сын! Почему твои орлы проспали провокацию?! Пролилась кровь советских людей, а разведка спит! Не предупредили!
