Холли Блэк

Самая холодная девушка в Коулдтауне

Матильда была пьяна, и теперь она напивалась всегда. До головокружения, потери равновесия и умопомрачения. До такого невменяемого состояния, какого только могла достичь.

Парень, стоявший рядом, осторожно обхватил ее сзади рукой; его теплые пальцы уперлись ей в бок, и он привлек ее ближе к себе. Он и его приятель в расстегнутой на груди рубашке улыбались ей как несовершеннолетней тупице, настолько доверчивой, чтобы согласиться с ними переспать.

Матильда подумала, что они, наверное, правы.

— Хочешь, устроим вечеринку у меня дома? — спросил обнявший ее парень.

Он назвался Марком, но его спутник то и дело проговаривался, обращаясь к нему как-то иначе. Имя начиналось с буквы «Д». Вроде Дэн. Или Дэйв. Всякий раз, когда они все вместе выходили наружу покурить, парни потихоньку забирали со стойки бара ее стакан с приторно-сладкой смесью напитков, каждый глоток которой проскальзывал по ее горлу, словно леденец.

— Конечно, — ответила Матильда, расплющивая о кирпичную стену свою сигарету. Она не заметила, как горячий пепел высыпался на ее ладонь, поскольку сосредоточилась на том, чтобы преодолеть охватившее ее алкогольное оцепенение и совладать с собственными ногами и руками. — Мы можем прихватить с собой еще пива? — широко улыбаясь, спросила она.

Оба приятеля переглянулись с брезгливыми выражениями на лицах. Она сделала вид, будто к ней это не относится. Второй приятель, представившийся Беном, посмотрел на ее остекленевшие глаза, мертвенно-бледные щеки и расхристанные волосы. Наверное, он подумал о ее безалаберной личной жизни. Именно на это она и рассчитывала.

— Не боишься, что мы тебе надоедим? — спросил Бен.

В баре, из которого они только что вышли, было жарко, и у него в ложбинке шеи, под кадыком, скопились капельки пота. При каждом глотке кожа там сверкала. Матильда тряхнула головой, чтобы отвлечься от этого зрелища.

— Нет, ведь я просто слегка выпила, — солгала она.

— У меня дома этого добра достаточно, — сказал Марк — Дэн — Дэйв.

«Мардэйв», — подумала Матильда и хихикнула.

— Купите мне сороковку, — попросила она. То, что идти с ними глупо, она понимала, но было бы еще глупее, если бы она протрезвела. — Одно из тех ведерок со льдом. Они есть в винном погребе, на углу. Иначе — никакой вечеринки.

Парни рассмеялись. Матильда попробовала посмеяться вместе с ними, хотя и понимала, что является не участницей шутки, а ее объектом. Мерзкая маленькая потаскушка; девка, которую можно купить за большое заполненное ведро для охлаждения вина и за три порции водки, настоянной на клюкве.

— Хорошо-хорошо, — согласился Мардэйв.

Они пошли по улице, и Матильда слегка припала к телам парней, от которых веяло теплом; вдыхала исходящий от них запах пота и глаженого белья. Она легко могла бы закрыть глаза и притвориться, что Мардэйв — другой человек, тот, чье прикосновение ей хотелось бы ощутить, но она не позволила себе осквернять память о Джулиане.

Они прошли мимо магазина, где в витрине на плоских экранах мелькали разные телевизионные передачи. На одном шел видеофильм из Коулдтауна: девушка, выступавшая под именем Демония, заключила сделку с одним каналом, чтобы продемонстрировать происходящее внутри своего дома, отсняла на пленку Бал Вечности — празднество, начавшееся в 1998 году и непрерывно продолжавшееся с тех пор.

На заднем плане в воздухе раскачивались девчонки и мальчишки, перехваченные резиновыми шлейками. Время от времени они останавливались, открывали доступ к чему-то похожему на штампованные медицинские катетеры, внедренные после смерти каждому из них в руку чуть ниже локтевого сгиба. Они поворачивали рычажок и сливали для участников бала кровь в маленькие бумажные стаканчики. Мальчик, на вид лет девяти, с ниткой сверкающих бусинок на шее, залпом проглотив содержимое одного из таких стаканчиков, облизал его стенки языком, таким же красным, как и его глаза. Вдруг камера повернулась кверху, и теперь перед зрителями предстал куполообразный потолок мертвого зала с многочисленными разбитыми окнами, через которые можно было видеть мертвые звезды.

— Я знаю, где это происходит, — сообщил Мардэйв. — Тот дом виден из моей квартиры.

— А ты не боишься жить так близко от вампиров? — спросила Матильда, и легкая улыбка заиграла на ее губах.

— Мы защитим тебя, — сказал Бен, улыбаясь ей в ответ.

— Нам следовало бы поступить с ними так же, как в других странах, — вышвырнуть все эти трупы высоко в небо, — заметил Мардэйв.

Матильда прикусила язык, чтобы не напомнить, к чему привела охота на вампиров в Европе: там распространение заразы в мире мертвых достигло высочайшего уровня. Например, в Бельгии вампирами стало такое большое число жителей, что двери магазинов редко открывались до наступления темноты. Перемирие же с Коулдтауном пока срабатывало. В основном.

Ее не волновала ненависть Мардэйва к вампирам. Она сама их ненавидела.

Когда они подошли к магазину, Матильда осталась на улице, чтобы избежать проверки возраста по удостоверению личности, и прикурила новую сигарету от серебряной зажигалки Джулиана, той, которую она намеревалась вернуть ему в течение тридцати одного дня. Присев на бордюр тротуара, она почувствовала, как холод пронизывает ее ягодицы. И ей захотелось, чтобы горло и желудок тоже замерзли и даже покрылись льдом, которого не смог бы растопить никакой напиток.

От голода стало подводить живот. Она не помнила, когда в последний раз ела что-нибудь существенное и сразу же не исторгла съеденное наружу. Ее уста жаждали мрачных, роскошных пиршеств; ее кожа сделалась тугой, как оболочка начавшего прорастать семени. Но все, что она могла позволить себе глотнуть в данный момент, — дым от сигареты.

В детстве она знала вампиров лишь по костюмам на празднованиях Хеллоуина. А еще видела в телевизоре «плохих парней» с пластиковыми клыками и в синтетических плащах с капюшонами, этаких дурачков-простофиль Маппетов из телешоу, которые все время что-то считали.

Теперь считала она: пятьдесят семь дней… восемьдесят восемь дней и восемьдесят восемь ночей…

— Матильда?

Она подняла голову и увидела приближающегося к ней неспешной походкой Данте в наушниках, словно ему всегда и во всем было необходимо музыкальное сопровождение. На нем были джинсы в обтяжку; он курил сигарету, вставленную в один из тех длинных, как у кинозвезд, мундштуков. Выглядел чертовски претенциозно.

— Я уже почти потерял надежду разыскать тебя.

— Следовало начинать с самого дна, — сказала она, указывая на мокрую, замусоренную землю у себя под ногами. — Я воспринимаю свое переселение весьма серьезно.

— Серьезно. — Он ткнул мундштуком в ее сторону. — Даже твоя мать думает, что ты умерла. Джулиан оплакивает тебя.

Матильда опустила голову и принялась теребить ниточку, торчащую из ее джинсов. Было больно думать о Джулиане в тот момент, когда она ждала Мардэйва и Бена. Она испытывала отвращение к самой себе и могла лишь догадываться, сколь отвратительной показалась бы ему.

— Я сделалась Холодной, — тихо произнесла она. — Один из них куснул меня.

Именно так — Холодный — стали называть тех, в кого проникала инфекция, потому что кожа таких людей после укуса становилась буквально ледяной. И еще потому, что попавший в вены яд превращал их в существ, страстно жаждущих тепла и крови. Было достаточно одного глотка человеческой крови, чтобы инфекция мутировала. Она убивала своих носителей, затем снова их оживляла, делая еще более холодными, чем прежде. Холодными снаружи и внутри, сейчас и навсегда.

— Я не думал, что ты останешься в живых, — сказал Данте.

Она тоже не думала, что продержится так долго и не сдастся. Но бродить в одиночестве по улицам было все же лучше, чем заставить мать делать выбор — посадить ее на цепь в подвале либо увезти в Коулдтаун. Это было лучше еще и из-за опасности, что Матильда сможет освободиться от цепи и наброситься на своих близких. Сообщения о подобных случаях регулярно появлялись в выпусках новостей, почти так же часто, как и о людях, пускавших вампиров в свои дома, потому что они выглядели такими симпатичными и опрятными.

— Тогда с какой же стати ты меня разыскивал? — спросила Матильда.

Они много лет жили на одной улице, но никаких общих дел у них не было. Если она, пробегая по лужайке, видела, как Данте укладывает в автофургон свое диджеевское снаряжение, то махала ему рукой.

Матильда посмотрела назад, в витрину магазина. Мардэйв и Бен стояли у прилавка с коробкой пива и предназначенным ей ведерком для охлаждения вина. Они получали у клерка сдачу.

— Я надеялся, что тебя… э-э-э… уже нет в живых, — проговорил Данте. — От мертвой от тебя было бы больше пользы.

Слегка покачнувшись, она встала на ноги:

— Может, и от тебя тоже.

Яд истязал организм зараженного человека на протяжении восьмидесяти восьми дней. Она прожила только тридцать семь. Тридцать семь дней такой степени опьянения, которая позволяла противостоять настойчивым позывам кусать, грызть и проглатывать.

— Все вышло не так, — продолжал Данте, делая шаг по направлению к Матильде.

Он приблизился к ней настолько, что она почувствовала исходящее от него тепло, словно ее тело стали лизать язычки пламени. Она вздрогнула. Ее вены заныли от неудовлетворенной потребности.

— Я не смогу помочь тебе, — сказала Матильда. — Пойми, я не в состоянии помочь даже самой себе. Чего бы ты ни ждал от меня, это невозможно. Извини. Тебе надо уходить отсюда.

— Дело в том, что моя сестра Лидия и твой бой-френд Джулиан исчезли, — сообщил Данте. — Вместе. Она ищет того, кто бы ее укусил. Чего ищет он, не знаю, но ему наверняка угрожает опасность.