Александр Афанасьев

Период распада

Автор предупреждает, что данная книга относится к жанру фантастики и все действия, события и персонажи являются вымышленными

Опять Восток дымится свежей кровью, Опять резня… повсюду вой и плач. И снова прав пирующий палач, А жертвы… преданы злословью. Федор Тютчев Побежденным может считаться лишь тот, Кто признал себя побежденным. Ганс-Ульрих Рудель Когда кончается сила сильных, Начинается сила отчаянных. Так было, Так есть, Так будет. Автор

Сейчас, после бед и мучений мирового кризиса, который то и дело прорывается рецидивами — как выбросы лавы из-под только-только схватившейся каменной корки, — мы все чаще оглядываемся назад. Пытаемся вспомнить, когда же нам было хорошо в этом мире. Пытаемся поднять парус воспоминаний и уплыть в те времена на утлой, уже давшей обильную течь лодке иллюзий…

Девяностые…

Кто-то и впрямь вспоминает те годы, как десятилетие прогресса. Десятилетие роста. Десятилетие относительного мирового покоя.

Трудно представить себе большее заблуждение.

Начали распадаться державы, в том числе великие — Союз Советских Социалистических Республик. Начала распадаться система безопасности, система сдержек и противовесов, не дававшая прорваться наружу настоящей беде. Многие считали, что настоящая беда — это танки на улицах Праги в шестьдесят восьмом, и не знали, что настоящая — это бомбардировщики НАТО над Белградом в девяносто девятом. Да и это так, не беда — это полбеды. Настоящей беды еще не было.

Тогда, освободившись от старого мира, от гнетущих к земле оков, люди начали разбрасывать камни. Много, очень много камней. Почему-то всем показалось, что наступает эра всеобщего благоденствия — а потому большие и сильные государства не нужны, они должны вымереть, как мастодонты, уступив место маленьким, где все свои и в которых не надо мириться с соседом, который не такой, как ты. Начался новый исторический период — период распада.

Сейчас, на пороге новых, невиданно страшных времен — нам в спину летят, летят камни, брошенные в девяностые. Летят, стараясь больнее ударить нас, столкнуть в пропасть, откуда нет возврата.

Автор предупреждает: все события, факты, названия лиц и организаций, намерения, действия и поступки полностью вымышлены автором, даже если они и совпадают с реальными названиями и именами. Возможные совпадения — не более чем случайность.

* * *

15 февраля 2014 года

База-8 ВВС Израиля

Эскадрилья 69

Подполковник ВВС Израиля Иеремия Эгец

Все пошло не так еще с утра.

Опоздал Давид. Проклятый мальчишка, пацан, так и не повзрослевший за все время службы, он опять опоздал. В ВВС Израиля были довольно демократичные порядки: сама страна была маленькой, этакий прямоугольник пятьсот километров в длину, пятьдесят в ширину. До самого отдаленного уголка Израиля можно было добраться на машине за пару часов. А потому, если не объявлялось казарменное положение, летчики уходили на ночь домой, не оставались в казармах. Давид снимал комнату в Тель-Аливе, он был из богатой семьи и мог позволить себе такую роскошь. На ночь он просто уезжал на своей проклятой «Ямахе» в город и большее количество ночей проводил отнюдь не дома. А потом появлялся на базе не вовремя, да еще и снулый, как полежавшая на жаре рыба. Всю первую половину дня он шлялся по базе как неприкаянный, пил литрами кофе и пытался прийти в себя. Только после обеда от него можно было чего-то добиться. И это — офицер ВВС страны!

Вообще-то подполковник давно бы выкинул его из эскадрильи, если бы не одно «но». Когда они проходили переподготовку на Раамы[1], из всей эскадрильи только Давид получил высший балл от инструкторов ВВС США. Со своей машиной он мог делать в воздухе все, что угодно, она буквально танцевала — и ведь это был не легкий «Кфир», на котором и сам подполковник кому угодно дал бы фору. Это был тяжелый двухдвигательный истребитель-бомбардировщик, берущий до одиннадцати тонн боевой нагрузки, с очень мощными двигателями и хорошими скоростными характеристиками — но посредственной управляемостью. Сам подполковник знал, что такое настоящая управляемость. Еще желторотым пацаном он сражался на «Кфире» с летчиками сирийских ВВС, по какому-то странному стечению обстоятельств в эфире говорящими на том же языке, на котором говорил его механик, совершивший алию[2] несколько лет назад. В тех жестоких боях над пустыней они сначала сражались на собственных «Кфирах» — машинах немного устаревших, но сделанных по схеме «утка» на базе французского «Миража» и имеющих потрясающую скорость разворота. Пересев из-за потерь на F-16, новые американские «летающие гробы», в первом же вылете их эскадрилья потеряла двоих. Да, подполковник знал, что такое маневренность, что такое хороший самолет и что такое хороший летчик. Потому-то и терпел этого раздолбая Давида, воздушного кудесника из Хеврона. Но как-то наказать все равно надо.

— Песах… — мрачно сказал он, смотря на мгновенно втянувшего голову в плечи штурмана-оператора второго экипажа, — где твой пилот? Я не вижу его.

— Ну…

— Без «ну». Ты один сегодня летать будешь? А?

— Вообще-то он звонил и говорил, что немного задержится.

— Немного? — подполковник глянул на часы, старые чешские летные часы «Прим Тигер», оставшиеся от отца. — Он уже два часа как должен сидеть здесь, в комнате инструктажа. Два часа — это, по-твоему, немного? Сколько пролетит наш самолет с полной загрузкой за два часа?

— Так далеко, что без дозаправки грохнется! — лихо ответил кто-то.

— Вот именно. Так далеко, что без дозаправки и в самом деле — того… Может, и наш Давид забыл дозаправиться? А?

— Скорее это он кого-то крепко дозаправил ночью… — пошутил кто-то и наткнулся на взгляд подполковника, яснее ясного говорящий, что ему не до шуток.

— Звони ему на сотовый. Я хочу видеть его здесь не далее чем через полчаса. Звони немедленно, Песах.

Истошный вой «Ямахи» — на ней стояли прямоточные глушители, издававшие примерно такие же звуки, какие издают грешники в аду, — возвестил всех о том, что виновник переполоха изволил-таки прибыть на базу.

— А вот и он. Давайте, подождем…

С этими словами подполковник встал около доски, на которой маркером был написан, но не до конца план боевой учебы на сегодня, и застыл в ожидании.

Виновник торжества появился на удивление быстро — Давид Абрамсон обожал скорость, он просто не мог передвигаться по поверхности этой планеты медленно, и когда он не летел на своем «Рааме» по воздуху или «Ямахе» на земле — он передвигался полушагом, полубегом, на удивление быстро лавируя между препятствиями и никогда никого не задевая. Не постучавшись, он ворвался в аудиторию, держа мотоциклетный шлем в руке, и его светлые, не по уставу длинные волосы были в совершеннейшем беспорядке.

— Извините… — начал он, протискиваясь на свое место.

— Капитан Абрамсон, ты[3] считаешь, что «извините» будет достаточно? Может, объяснишь, почему ты явился на службу с двухчасовым опозданием? Хотя бы своему штурману?

— Да он знает. А что у нас делает вертолет командующего?

— Какой вертолет командующего? — помрачнел подполковник. — Ты о чем?

— Ну, вертолет командующего. Я видел, как он приземлялся на дальней стоянке, я только в ворота въехал. Потому и торопился.

Подполковник достал носовой платок — каждое утро Рут заботливо клала ему выстиранный, больше двадцати лет каждый день она собирала его на службу. Вытер лицо, вспотевший лоб.

— Заниматься самоподготовкой. Я сейчас вернусь.

Конечно же, пилоты шестьдесят девятой эскадрильи ВВС Израиля, самого мощного ударного соединения региона, самоподготовкой заниматься не стали. Вместо этого они сгрудили стулья вокруг стула капитана Абрамсона и начали слушать одну из его многочисленных историй, относительно которых сразу и не понять было — правда это или нет. Правда или нет — но рассказывал Абрамсон красиво…

Подполковник пробежал по коридору, задержавшись только перед зеркалом. Вместо формы на нем был старый летный комбинезон, в котором он расхаживал по базе, лазал с механиками по самолетам, не боясь что-то порвать или испачкать. Комбинезон был не в самом лучшем виде — но это была форма боевого летчика, занятого делом. Его эскадрилья нечасто участвовала в непосредственных боевых действиях, каждый вылет «Раама» обходился дорого, как по горючему, так и по моторесурсу, да и не было рядом таких целей, ради которых стоило поднимать в воздух их шестьдесят девятую. Последний раз они поднимались в воздух «по боевому», когда обеспечивали «Расплавленный свинец», а сейчас подполковник внутренне готовился к кое-чему другому. Последний раз ему намекнули об этом в штабе ВВС в Тель-Аливе — и с тех пор он вечерами сидел над картой, вычерчивая маршруты, пытаясь прикинуть, где их могут ждать комплексы ПВО, и отчетливо понимая, что все не предусмотришь и что для кого-то из его парней это будет полет в один конец. Он гнал от себя эту мысль, но она никак не уходила.