НФ: Альманах научной фантастики

ВЫПУСК № 25 (1981)

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Защищай меня мечом, а я буду

защищать тебя пером.

Еще в средние века зародился принцип, известный ныне как «бритва Оккама». Он гласит: «Не следует умножать число сущностей сверх необходимости». Не берусь судить, действительно ли принадлежат эти замечательные слова францисканцу Уильяму Оккаму или их высказал кто-то другой. Дело не в этом. Принцип Оккама вошел в кровь и плоть современной науки. Это краеугольный камень логического анализа, источник ясности и простоты. До тех пор пока явление может быть объяснено с помощью реальных компонентов мира, не следует выдумывать нечто несуществующее, каким бы заманчивым оно ни казалось. Статуи с острова Пасхи, пирамида Хеопса, мегалитические постройки в горах Антиливана в принципе могли принадлежать космонавтам, побывавшим на нашей земле в доисторические времена. Но это, по меньшей мере, противоречит Оккамову принципу, отсекается его беспощадной бритвой. Проще считать, что все на земле сработано руками землян, далеких наших предков. Иное дело, частица — призрак нейтрино, постулированная Паули в тот самый момент, когда он отчаялся объяснить утечку импульса при бета-распаде с помощью имеющихся в наличии частиц. И не удивительно, что нейтрино, в конце концов, были обнаружены в эксперименте, тогда как сногсшибательные гипотезы создателя фильмов «Послание богов» и «Воспоминание о будущем» герра фон Деникена лопнули, словно мыльные пузыри. Они явно оказались не в ладу с бритвой, отточенной еще во времена Лунса Скотта.

Научная фантастика недаром является порождением научно-технической революции. От науки фантастика унаследовала любовь к логическому мышлению, а следовательно, и незабвенную бритву, оберегающую ее от эпигонских подделок.

У фантастики есть свои «вечные» темы: космические путешествия, разумные машины, пертурбации с временем и пространством, всевозможные пришельцы и т. п.

В этом сборнике несколько рассказов («Диалог» Л.Панасенко, «Что такое не везет» В.Покровского) по сути «эксплуатируют» одну и ту же вечную тему контакта. Одну и ту же фантастическую реалию мира, но повернутую разными гранями, исследуемую с различными целями. В итоге: широкая жанровая палитра. От юморески до философской сказки.

Генеральная идея, движущая фабулой новаторского научно-фантастического произведения, всегда оригинальна и неповторима. Скажем, кто-то из фантастов написал первый рассказ о полете к астероиду X. Неизбежная инфляция идеи уже не позволит его преемнику послать свою ракету просто на астероид Y. И поскольку экономный принцип Оккама разрешает ему оплатить вожделенную новизну монетой только в одну новую сущность, он эту сущность и придумывает. Например, сажает в ракету (в докосмическую эру это было вполне позволительно) подопытное животное. Предположим, мышонка. В итоге мог бы получиться трогательный рассказ для дамского журнала. Иное дело — взять да и наделить такого мышонка разумом. Пусть не навсегда, а только на время путешествия, как это, собственно, и случилось с бедным Митки в рассказе Фредерика Брауна «Звездная мышь». Каждый новый поворот фабулы оплачен здесь лишь одной новой сущностью. Как видим, пока все получается довольно логично. Но вот мы доходим до заключительной сцены, где Митки вновь сидит в своей клетке, тесно прижавшись к забытой длиннохвостой подруге. Неосторожное прикосновение к заряженной пластине лишило космического странника чудесно обреченного разума. Но можно ли это считать потерей? Несчастен ли маленький диснеевский Микки-маус, которому примерещилась на миг суверенная мышиная утопия, мирно сосуществующая с людьми? Право, ради одних лишь раздумий над этим стоило написать историю Митки, столь банальную на первый взгляд.

Я не пытался анализировать достоинства или недостатки милой миниатюры Брауна, а лишь проиллюстрировал на ней давным-давно известную истину, что писателю, кроме мастерства, нужен еще и талант. Принцип Оккама в фантастике — это непреложный закон профессионализма. Талант же возводит его в атрибут искусства, а если писателю это почему-то необходимо, дает право нарушить не только сам принцип, но и все классические схемы учебников по теории литературы, схемы, которые начинаются, как известно, с завязки и заканчиваются развязкой.

Впрочем, если мы попытаемся проанализировать лучшие образцы научно-фантастической новеллы, то легко убедимся, что принцип Оккама нарушается крайне редко. И это вполне понятно. Подлинному искусству, как и науке, свойственна величественная сдержанность, аскетическая экономия новых сущностей мира.

Я уже не раз отмечал, что фантастика постоянно варьирует эти краеугольные его кирпичи. Она либо придумывает нечто совершенно новое, либо, напротив, убирает из нашей жизни привычное и обыденное. А потом с некоторым любопытством смотрит, что, дескать, из всего этого получится. Как справится герой с новой ситуацией, как будет реагировать на неожиданно свалившееся на него чудо? Как скоро, наконец, сумеет компенсировать внезапную пропажу? Петер Шлемиль у Шамиссо продает свою тень черту, а потом пробует продолжить нормальную жизнь в обыденном филистерском мирке. Понятно, что у него из этого ничего не выходит. Затхлый мирок не может простить Шлемилю утраты пусть с виду не очень важного, но все же непременного компонента мира — тени. Уэллс же, напротив, обогащает своих героев новой мировой реалией — кейворитом. Это экранирующее тяготение вещества вторгается в почти столь же затхлую атмосферу тогдашней Англии и вносит в нее известную сумятицу. Но, как того требует теория гомеостата, равновесие восстанавливается, следствием чего и является прогулка на Луну. Уэллс буквально забросал своих героев такими вот новыми сущностями. Здесь и невидимость, и легендарный плод с древа познания, и зеленый порошок, способный перенести провинциального учителя в зеркально отраженный мир, и набившая ныне оскомину машина времени.

Итак, два противоположных пути, дающие в итоге одинаковые результаты. Но писатель-фантаст может пойти и третьим путем, так сказать, компромиссным. Ничего не добавляя и ничего не унося из окружающего мира, он может просто изменить его составляющие. Уменьшить скорость света, как это сделал А.Беляев (рассказ «Светопреставление»), или изменить ход времени, на что хоть однажды да покушался каждый уважающий себя фантаст. Последствия такого искажения мировых констант, понятно, могут быть самыми разными. Но, опять же в итоге, они дают тот же самый результат, что и тихие игры с прибавлением и убавлением.

В этом смысле фантастика и представляет собой игру с мировыми сущностями. Такой она была в незапамятные времена, такой она осталась и теперь. С той лишь разницей, что в эпоху мистерий и мифов людская фантазия все же чаще обогащала действительность. Может быть, потому, что жизнь человека была тогда слишком скудна. Но так или иначе, а идею о том, что новое — это обязательно хорошо, люди пронесли почти до конца прошлого века.

Потом, как известно, наступило разочарование и некоторая переоценка ценностей. Утопия обрела зеркального двойника — антиутопию, роман-предупреждение.

В сборнике читатель найдет научно-фантастические произведения разных направлений и жанров. Здесь и остросюжетная, очень динамичная повесть В.Колупаева «Толстяк» над миром», и поэтичный очерк Вл. Гакова «Сказание о Марсе», посвященный гениальному мастеру Рэю Брэдбери, и даже киносценарий.

«Машина желаний» А. и Б.Стругацких представляет собой один из первых вариантов киносценария фильма «Сталкер», поставленного Андреем Тарковским. Читателю, на мой взгляд, интересно будет проследить трансформацию тех или иных фантастических решений на сложном пути от повести («Пикник на обочине») до кинокартины. Происхождение и загадочные особенности «Зоны» можно объяснить по-разному. В принципе есть две альтернативные гипотезы: место случайного приземления посланцев (возможно, неодушевленных автоматов) иной, причем далеко обогнавшей нас, цивилизации и просто заколдованное место. Почти по Гоголю. Но оба пути — научно-фантастический и просто фантастический в итоге сводятся к единой точке — к острому столкновению человека с неведомым, когда жесткой проверке подвергается все: интеллект, скорость реакции, физическая выносливость и, главное, духовность, мораль. Привычный для научной фантастики вопрос: возможен ли контакт с принципиально иной формой жизни трансформируется в бескомпромиссное: готовы ли люди к такому контакту? Готово ли к нему общество, которое они представляют?

Несмотря на то что Проводник, Профессор и Писатель возвращаются, не дойдя каких-нибудь двух шагов до цели, Стругацкие не дают однозначного ответа. И это не случайно. Именно в постановке вопроса кроется глубинная суть, ибо критерием человечности всегда была самооценка, попытка, зачастую бесплодная, поставить себя на место другого. Мир, в который возвращаются герои «Машины желаний», отмечен клеймом отчуждения. Вывод, таким образом, напрашивается сам собой.

Тематическое разнообразие сборника бесспорно обогащает повесть Эрика Рассела «И послышался голос». Ее герои — люди Земли — тоже отправляются в опасную, чреватую грозной неизвестностью «зону», расположенную, однако, на далекой планете. Это произведение, несмотря на присущий ему трагизм, оптимистично в высоком смысле этого слова. Его героев, говоря словами И.Ефремова, судьба «удостоила» встречи с неведомым. Они были первооткрывателями и отдали жизнь во имя познания нового.

Тем, наверное, и привлекательна фантастика для миллионов и миллионов, что она заражает сердца ожиданием неизведанного.