Алексеева Татьяна

Выход где вход

ПОНЕДЕЛЬНИК

— Я больше не могу с ней бороться! — взорвалась Вера. — Давай откажемся от этого варианта. Всё равно ничего не получится…

Бесплодный спор с Китом тянулся больше часа. Он почему-то не сомневался, что сделка с Амалией Матвеевной состоится. Срок договора о продаже её квартиры истекал на днях, а варианта для переселения не находилось. Паниковали все — Вера, предполагаемая покупательница, временами даже сама Амалия… Лишь непробиваемый Кит был спокоен.

С утра, едва разлепив глаза, Вера услышала в трубке смущенно-трогательные, полудетские интонации. Покупательница не утерпела и позвонила спозаранок, хотя буквально накануне прошло последнее обсуждение.

— Ну, что, ничего не изменилось? — полюбопытствовал голос, трепещущий словно крылья бабочки, присевшей на травинку. — Никаких новостей?

Веру передернуло. Все на неё давят, все от неё чего-то хотят… И только она одна, сжав зубы, должна со всеми считаться и под всех подстраиваться.

— Я уже вчера говорила, — угрожающе протянула Вера. — Очередные варианты мы посмотрели. Но Амалия Матвеевна колеблется. Выбирает между двумя квартирами. В одной ей больше нравится планировка, а другая ближе к дому дочери. Вы считаете, мы за ночь еще где-то успели побывать?

Сама-то по себе покупательница не вызывала у неё раздражения. Да и трудно было заподозрить ту в хамстве или напористости. Барышня совсем не умела выдержать требовательного тона, но не только из-за робости. Слишком уж нетерпеливо и томительно мечтала она о полюбившейся квартире.

Амалия Матвеевна надумала перебраться ближе к дочери из мрачноватого подобия мансарды, нелепо украсившей верхушку сталинского дома. Почти из всех окон квартиры виднелась крыша с широкими трубами. Проржавелые металлические листы топорщились как непричесанные кудри у сорванца и буйно грохотали при малейшем порыве ветра. Но, даже глубоко пропитавшись сыростью и спорами зеленоватого мха, по-хозяйски расползшегося по стенам, дом всё еще производил внушительное впечатление.

Просторные лестничные пролеты и потолки с полуобвалившейся лепниной тянули взгляд вверх, раздвигали пространство. Входить в эти необъятные двери и подыматься по высоким ступеням подобало лишь исполину. Любого посетителя дома невольно возвышала широта его коридоров, поблекший мрамор лестниц, массивность облезлых деревянных перил. А коренастые колонны, островерхие башенки по периметру крыши и барельефы обрамляли это изобилие воздуха с изысканностью, отшлифованной веками.

Сталинский ампир как магнит влек покупателей. Однако едва претенденты добирались до мансарды, любопытство утекало из их глаз, а лицо приобретало скучающее выражение. Уж больно сама квартира была неказистой. Напоминала унылое купе поезда с аппендиксами в виде крохотной кухоньки и сортира. Помещение когда-то отгрызли от просторных многокомнатных апартаментов, и атмосфера увечности его не покидала. Теснота, узость, неестественность планировки всех отпугивали. А ошметки ржавого железа под окнами окончательно портили впечатление.

Однажды Вера привела в квартиру худенькую нервную женщину, и та вдруг застыла у запыленного окна с потрескавшимися рамами. Замерла, затаив дыхание. Это было единственное окно, которое глядело на набережную. Пейзаж за ним застал гостью врасплох. Небо неспешно стекало в реку. Деревья столпились на вершине холма волнистой серовато-коричневой стеной. И всё, что было связано с человеческим бытием, шумело где-то далеко внизу.

Присматриваясь к оцепеневшей фигурке, Вера остро почувствовала, как нужна ей опора, реальное чувство защищенности. И как при этом мечтает она о побеге от упавших на нее обязательств. Вера ничего не знала про покупательницу. Но по бегающим глазам, по пальцам, неустанно перебиравшим что-то невидимое, по неспособности дослушать до конца фразу, — по всему чувствовалось, что та разрывается на кусочки между множеством своих 'должна'.

Окно с видом на небо и реку открывало путь, возможность, не трогаясь с места, улететь за пределы города. Выпасть из своего внутреннего круговорота. А внушительный сталинский дом походил на одряхлевший, но так и не поддавшийся времени замок. Казалось, что его стены вполне способны защитить от вражеского нашествия. И вот это-то сочетание основательности и надежности, исходящей от дома, с безбрежностью пейзажа за окном стало жизненно необходимо тревожной покупательнице. С этой минуты ко всем ее тайным беспокойствам и обязательствам, к неизбывному чувству вины добавилось новое гложущее опасение — не получить дивную квартиру.

— Ох, как же надоело зависеть от закидонов Амалии! — застонала Вера. — Давно бы уже забыли об этом варианте и перестали бы мучиться… Ясно же, что зря убили время. Никуда она отсюда не переедет. Ходит как экскурсант по квартирам, и ни одной до сих пор не выбрала…

— Считаешь, она нарочно нас за нос водит? Ради удовольствия? — устало произнес Кит. — А, по-моему, эта тетка просто не понимает, чего хочет.

— Да знаю я, чего она хочет — сохранить ощущение своего превосходства! Ей только на нашей памяти раз пять 'скорую' вызывали. Дочь к ней через день мотается с другого конца Москвы. Убирает, ходит за продуктами. Так измочалилась, что буквально умоляет Амалию поменяться в свой район. Но той изводить родственников гораздо приятнее, чем к ним под бок переезжать…

— Ну, пусть остается в своей хибаре, как Карлсон на крыше, — недовольно засопел Кит. — И спит под металлический грохот, упиваясь собственным упрямством.

— Что значит 'пусть'? — разъярилась Вера. — А мы как же? Предлагаешь без зарплаты остаться? Сам все время учишь бороться до последнего.

— Не бороться, — уточнил Кит, — а тихо-мирно окучивать варианты, которые к нам приходят. Спокойно ждать, как на огороде, — что прорастет, а что нет. Я не исключаю, что с Амалии урожай еще будет…

— Сохранить власть для неё важнее! — у Веры даже сердце заныло от напряжения. — Она привыкла управлять дочкой, командовать. Видно же, что всю жизнь держала дочь под пятой. И вдруг теперь сама попала от нее в зависимость — со своими болезнями. Вот Амалия и кривляется, ни на одну квартиру в дочкином районе не согласна… Всё ставит ей в пример свою набережную. Хоть таким способом демонстрирует дочери, что та ей — не чета.

— Дочь тут не при чем, — пробормотал Кит. — У всех жителей элитных районов жуткое самомнение. Но Голованово, где ее дочка обитает, тоже скоро будет престижным районом. Туда все начальство съехалось.

— Да разве можно поставить рядом простенькое Голованово, которому отроду несколько лет, и Генеральскую набережную, где все так величественно? — скривилась Вера, — Ну, дома на набережной, положим, уже порядком обветшали. А река, деревья на том берегу? А небо? Ты видел еще что-нибудь подобное в нашем городе?

— Небо, — иронически хмыкнул Кит, — везде одинаковое.

— Но здесь оно ближе!

— Ну, на крыше-то — конечно.

Вера злилась, что Кит не ценит ее наблюдательности, не дорожит точностью анализа. Его заботил лишь результат: переедет — не переедет. По какой причине — не важно. Вера же мнила себя глубоким психологом. Любила копаться в мотивах решений, принимаемых клиентами, а потом демонстрировать Киту глубину и проникновенность своего взгляда. Он терпеливо выслушивал, но чаще отмахивался. В этот раз ему было совсем не до Вериных изысканий. Требовалось принять решение по сделке, и без того поглотившей слишком много времени. Уже несколько месяцев работа крутилась вхолостую.

— Короче, неважно, по какой причине Амалия не хочет переезжать! — грубовато оборвал Веру Кит. — Надо поставить ее перед фактом: или она принимает решение, или мы от нее отказываемся.

— Хмррр… Испугал, — обиженно хрюкнула Вера. — Можно подумать, она не чувствует, как мы от нее зависим! Трясемся над каждой возможностью хоть что-то заработать.

Однако по молчанию в трубке чувствовалось, что Кит безразличен к ее обиде. Он был расстроен и погружен в себя. Её стрелы до него не долетали. Почуяв запах гари, Вера в испуге метнулась от телефона на кухню. Котлеты намертво прижарились ко дну сковородки. Выключив газ, она огорченно тыкала в них вилкой, пытаясь воскресить. Мягче они от этого не становились. Значит, с обедом придется придумывать что-то другое. Но что, кроме макарон? Их и так последние несколько дней ели. Озвереть можно от этих макарон.

— Ох, ну ладно, Никит, — заторопилась расстроенная Вера. — Я, конечно, попробую надавить на Амалию. Но боюсь, ей это все равно. И пугать ее бесполезно. К ней сразу слетятся тучи других риелторов. Жаль покупательницу, которая столько ждала.

— А нас тебе не жалко? — укоризненно пробурчал Кит.

Вера уклонилась от ответа. Помимо покупательницы, ей было жалко себя, но не 'нас'. Положение Кита было не сопоставимо лучше. У него всегда находились побочные риелторские заработки, а у Веры — только то, что они делали вдвоем. Даже смешно слышать, что он жалуется. Еще одно доказательство того, как он далек, насколько он её не понимает.

Осень выдалась такая теплая, что напоминала неудавшееся лето. К началу ноября еще вовсю зеленели островки пожухлой травы. А в рыжеватых древесных шапках мелькали зеленые брызги. Выбравшись из подъезда, Вера окинула взглядом окрестности. Маршрут предстоял нелегкий. Дорога неблизкая. И прежде, чем оторваться от дома, ей хотелось напоследок все это вдохнуть и впитать.

Путешествие началось с физиономии знакомой бабушки, укрывшейся в газетном киоске. Обычно Вера покупала у нее 'Столичную недвижимость' и еженедельник 'Всегда в цене'. Щуплая такая, невысокого росточка бабулька. На носу чудом держатся очки с резиночками вместо дужек. Седенькие букли заправлены под пушистый мохеровый берет. Всегда тепло одета. В любую погоду — в чем-то вязанном, под непременным дутым пальто мышиного цвета. Толстые стекла увеличивают бабушкины глаза чуть не в два раза. Кругляшки оправы с огромными очами кажутся нарисованными поверх лица.