Фред Варгас

Дело трех императоров

I

Двое молодых людей коротали время за беседой на главном вокзале Рима.

- В котором часу приходит поезд? - спросил Нерон.

- В час двадцать, - ответил Тиберий.

- И долго ты будешь тут торчать? Так и будешь сидеть на месте и ждать ее?

- Да.

Нерон вздохнул. Вокзал был пуст, часы показывали восемь утра, и он ждал, когда прибудет из Парижа этот чертов «Палатинский экспресс». Он взглянул на Тиберия: тот растянулся на скамейке и закрыл глаза. Можно было потихоньку уйти отсюда, вернуться домой и лечь спать.

- Не уходи, Нерон, - произнес Тиберий, не открывая глаз.

- Я тебе не нужен.

- Я хочу, чтобы ты посмотрел на нее.

- Ладно.

Нерон снова плюхнулся на скамейку:

- Сколько ей лет?

Тиберий погрузился в подсчеты. Он не мог с точностью сказать, сколько лет Лауре. Когда они с Клавдием впервые увиделись в школе, ему исполнилось тринадцать, а Клавдию - двенадцать, но к этому моменту отец Клавдия был уже довольно давно женат на Лауре. Получается, что Лаура почти на двадцать лет старше их. Он долгое время думал, что Лаура - мать Клавдия.

- Сорок три, - сказал он.

- Ладно.

Нерон помолчал. Он нашел в кармане пилку и принялся подпиливать ногти, стараясь придать им округлую форму.

- Я видел отца Клавдия, - сказал он наконец. - Так себе, ничего особенного. Объясни мне, зачем Лаура вышла за типа, в котором нет ничего особенного?

Тиберий пожал плечами:

- Это нельзя объяснить. Думаю, она все же любит Анри, а за что - неизвестно.

Тиберий и сам часто задавался этим вопросом. Лаура, необычная, великолепная Лаура, - что могло бросить ее в объятия такого строгого, педантичного господина? Это нельзя было объяснить. Казалось, Анри Валюбер даже не отдает себе отчета в том, насколько необычная и великолепная у него жена. Если бы Тиберию пришлось жить с подобным человеком, он заскучал бы до смерти; однако непохоже было, чтобы Лаура умирала от скуки. Даже Клавдий не мог понять, как его отцу удалось жениться на такой женщине. «Это самое настоящее чудо, будем ему радоваться», - говорил он. Впрочем, Клавдий и Тиберий давно уже перестали ломать голову над этой проблемой, поскольку, пытаясь решить ее, всегда приходили к одному и тому же выводу: «Это нельзя объяснить».

- Это нельзя объяснить, - повторил Тиберий. - Что ты там выделываешь с этой пилкой?

- Хочу воспользоваться временем, которое мы должны провести здесь, чтобы улучшить мой внешний вид. Если тебе надо, - добавил он, помолчав, - у меня есть еще одна пилка.

Тиберий подумал, что, возможно, это была не лучшая идея - представить Нерона Лауре. Лаура в чем-то была очень хрупкой. Если случайно стукнуть по уязвимому месту - останутся одни осколки.

II

Анри Валюбер не любил, когда в его жизнь вторгалось нечто непредвиденное.

Он раскрыл ладонь и со вздохом опустил ее на стол.

- Да, это Микеланджело, - сказал он.

- Вы уверены? - спросил его посетитель.

Анри Валюбер поднял бровь.

- Прошу прощения. Раз уж вы это говорите…

- Это набросок Микеланджело, - продолжал Валюбер, - часть торса и бедро, которые, как ни удивительно, пустились гулять по Парижу.

- Набросок?

- Вот именно. Нацарапанный наспех, при вечернем освещении, но стоящий миллионов других, потому что не принадлежит ни к одному из известных собраний, частных либо государственных. Можно сказать, новая вещь, которой никто еще не видел. Наспех зарисованное бедро, гуляющее по Парижу. Купите его, это будет потрясающе выгодная сделка. При условии, конечно, что набросок не краденый.

- В наше время нельзя украсть произведения Микеланджело. Только если они неожиданно обнаруживаются на чердаке - но ведь так не бывает.

- Нет, бывает - в Ватиканке… В необъятных архивных фондах Ватиканской библиотеки… Эта бумага пахнет Ватиканкой.

- Бумага пахнет?

- Да, пахнет.

Это было глупо. Ведь Анри Валюбер прекрасно знал, что невозможно отличить по запаху один обрывок старой бумаги от другого. Он раздраженно оттолкнул от себя набросок. Тогда в чем же дело? Почему он взволнован? Сейчас не время думать о Риме. Совсем не время. До чего было жарко в те далекие дни в Ватиканке, когда он, словно одержимый, выискивал рисунки эпохи барокко, как шелестели в тишине переворачиваемые листы бумаги. Осталось ли еще хоть что-то от его прежней одержимости? Нет, ничего. Он руководил четырьмя издательствами, выпускавшими книги по искусству, ворочал большими деньгами, к нему обращались за советом, а прежде чем обратиться, просили извинить за беспокойство, его собственный сын робел в его присутствии, даже Лаура не решалась перебить его за разговором. А ведь когда они познакомились, Лаура запросто перебивала его, даже не замечая этого.

Но все изменилось. С тех пор прошло восемнадцать лет, и теперь даже Микеланджело навевал на него грусть. Анри Валюбер терпеть не мог воспоминаний. Зачем этот тип сунул ему под нос вонючий лист бумаги? И почему он до сих пор такой сноб, что ему доставляет удовольствие говорить «Ватиканка», точно речь идет о его бывшей подружке, вместо того, чтобы, как все люди, уважительно сказать «Ватиканская библиотека»? И зачем Лаура почти каждый месяц ездит в Рим? Неужели ей необходимо так часто навещать родителей, живущих вялой, однообразной жизнью вдали от столицы?

Ему даже не захотелось присвоить находку этого типа, хотя это было бы проще простого. Пускай оставляет себе свое бедро Микеланджело, ему не жалко.

- С другой стороны - продолжал он, - у него может быть и вполне легальное происхождение - из какого-нибудь захудалого итальянского собрания. Что можно сказать о тех двоих, которые вам его предложили?

- Люди как люди. Сказали, что купили этот набросок в Турине у частного лица.

Валюбер промолчал.

- Так что мне делать? - спросил посетитель.

- Я же вам сказал: покупайте! Это редкая удача. И окажите мне любезность, пришлите его фотографию и поставьте в известность, если вдруг появятся еще наброски. Так, на всякий случай.

Оставшись в одиночестве, Анри Валюбер распахнул окно кабинета, чтобы вдохнуть воздух улицы Сены и дать выветриться запаху старой бумаги и Ватиканки. Лаура уже должна подъезжать к вокзалу. Там ее наверняка ждет этот ненормальный, Тиберий, чтобы взять у нее багаж. Как обычно.

III

«Палатинский экспресс» подъехал к вокзалу. Пассажиры стали не спеша выходить из вагонов. Тиберий издалека указал Нерону на Лауру.

- А, Тиберий, - сказала Лаура. - Ты не на работе? Давно ждешь?

- С самой зари тут околачиваюсь. Ты еще спала на границе, а я уже был здесь. Вон в том уголке. Как ты? Удалось выспаться на диванчике в купе? Дай мне сумку.

- Я не устала, - сказала Лаура.

- Неправда, устала. Ты же знаешь, ехать в поезде утомительно. Лаура, я хочу представить тебе моего друга Нерона, третье сатанинское острие демонического треугольника, который предает город Рим огню и мечу… Луций Домиций Нерон Клавдий, шестой цезарь… Приблизься, Нерон! Лаура, будь с ним предельно осторожна… Это абсолютный, законченный безумец. Такой абсолютный безумец, каких в Риме не водилось с давних пор. Но Рим еще об этом не знает. Вот в чем беда.

- Так это вы Нерон? Клавдий мне столько лет про вас рассказывал, - сказала Лаура.

- И правильно делал, - отозвался Нерон. - Я - неисчерпаемая тема для разговора.

- Да, только это очень мрачная тема, - сказал Тиберий. - Злокозненный ум, угроза для безопасности народов. Дай же мне сумку, Лаура! Не хочу, чтобы ты шла с сумкой. Когда ты ее несешь, тебе тяжело, да и выглядит это некрасиво.

Нерон шагал рядом с ними. Тиберий не сумел описать эту женщину, его выспренние слова звучали слишком неопределенно. Нерон поглядывал на нее искоса, держась на расстоянии, с почтительной сдержанностью, весьма необычной для него. Лаура была довольно высокого роста и словно бы чуть-чуть пошатывалась при ходьбе. Почему Тиберий так бездарно объяснил, какой у нее профиль? Он что-то там говорил про нос с горбинкой, надменно выпяченные губы, черные волосы до плеч.

Но он не сказал, что все в целом - поражает, властно притягивает взгляд. В данный момент она слушала Тиберия, покусывая губу. А Нерон вслушивался в интонации ее голоса.

- Нет, малыш, у меня нет с собой еды! - сказала Лаура, она шла быстро, сжав руки на животе.

- Ну и что теперь со мной будет?

- Купи себе поесть по дороге. Должен же ты питаться. А Клавдий опять работает? Ему удается сосредоточиться?

- Конечно, Лаура. Клавдий много работает.

- Ты лукавишь, Тиберий. Днем он спит, а ночью бегает за девушками. Мой милый Клавдий прожигает жизнь. Скажи, Тиберий, почему его нет с вами?

Она взмахнула рукой, словно отгоняя эти слова.

- Это из-за Ливии, - сказал Тиберий. - Ты еще не слышала о новом увлечении твоего милого Клавдия?

- В прошлый раз он упоминал только какую-то Пьеру.

- Да нет же. Пьера - это было три недели назад, это уже древняя история, покрытая пылью веков. А о прелестной Ливии тебе что-нибудь известно?

- Нет. Кажется, нет. Знаешь, их у него столько…

- Отлично, на этой неделе я тебе ее покажу. Если, конечно, Клавдий не успеет к ней охладеть.

- Нет, малыш, в этот раз я ненадолго. Завтра вечером уеду в Париж.

Тиберий вдруг остановился:

- Так скоро? Ты нас бросаешь?

- Да, - с улыбкой ответила Лаура. - Но через полтора месяца я вернусь.

- Лаура, ты понимаешь, что делаешь? С тех пор, как мы с Клавдием оказались в этой римской ссылке, мы каждый день, слышишь, каждый день плачем и зовем тебя! Перед обедом всплакнем, потом еще разок перед ужином. И как ты с нами поступаешь? Бросаешь на полтора месяца! Неужели ты думаешь, что всякие там Пьеры и Ливии могут нас утешить?