Граков Александр
Паром в никуда (Город пропащих - 2)
Граков Александр
Паром в никуда.
( Город пропащих - 2.)
Роман в 2-х частях.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
" ИЗ ИСКРЫ - ЯРОСТЬ"
Осколком жизни, сеющим раздоры, канун тысячелетья делят всласть. И вместо слов, на стол переговоров, легла татуированная масть.
А на крови взошедшая опара грозится всем испечь десертный кекс: эпоху мусульманских эмиссаров, и в пику ей - свободный русский секс.
Сидит осколок в сердце, как заноза... А дядя Сэм в ухмылке щерит рот:
- У вас простой зэка - почти Спиноза, и бомж - авторитетный Вальтер Скотт.
Не спорим мы. Ножищами босыми планету трем. И хочешь верь - не верь, знал Нострадамус - в будущем Россию закружит золотая круговерть...
В данном романе все, от первой до последней страницы, является авторским домыслом. Так что, уважаемый Читатель, не следует искать на его страницах каких-либо аналогий.
С уважением, Автор.
P. S. Заранее приношу извинения неискушенному читателю, встретившему на страницах этой книги режущие его слух обороты и слова из "блатной музыки" - по выражению самого Владимира Даля. Что поделаешь - сквозь столетия вошел в наше общество язык древних коробейников. Может быть, будущее тысячелетие очистит "великий и могучий русский язык" от всяческой скверны. Но сначала было бы неплохо самому обществу очиститься от коррупции и криминала - вы согласны? А пока из "песни" слов не выбросишь.
ПРОЛОГ.
... Этот сентябрьский день выдался явно не самым плохим из запасников ранней подмосковной осени. Чисто-голубое, без серой сухости небо, блестящие листья не успевших еще пожелтеть деревьев, омытых пронесшимся утром дождем и веселый перезвон разнокалиберной пернатой мелюзги, резвящейся в смешанном лесу, поневоле навевали Есенинское восторжест вование красотой. Самая грибная пора, когда на заготовку этого деликатеса местным промысловикам и любителям Природой отпущено всего-то полмесяца от силы. И несколько пяти и шестисотых "Мерседесов" светло-болотного окраса нисколько не портили идиллию окраины леса в районе Сенежского озера. Никому и в голову не приходило удивляться скопищу одинаковых авто - по Москве и ее окраинам еще не такие "коробочки" шастают. А кому из проезжающих по Ленинградскому шоссе все же приходила мысль о каком-либо подобии "стрелки", те и вовсе чисто автоматически топили педаль акселератора - от греха подальше. В наше сволочное время меньше знаешь дольше живешь...
Полтора десятка крутолобых короткостриженных парней в кожаных плащах до пят - ну чисто тебе "быки" из набивших оскомину кинобоевиков - дружно высыпали из шикарных салонов, каждый синхронно придерживая правую полу плаща, и скучковались вокруг невысокого лысоватого брюнета с ухоженной бородкой, в обычной кожанке-косухе и джинсах. Авторитетом от него наносило за версту.
Разговор получился коротким и четким, словно заранее отрепетированным.
- Все рации - на мою волну,- приказал бородатый.- Действовать точно по раскладу. И не дай вам Бог, братва, облажаться - дальнейшее существование на этой грешной земле для вас станет просто бессмысленным. Все, рассыпались.
И кожаные плащи тут же исчезают из его поля зрения за ближайшими деревьями - словно сквозь землю проваливаются. А лысоватый, нисколько не скрываясь, идет один по натоптанной тропке вглубь леса, сунув настроенную на прием "Уоки-Токи" в нагрудный карман косухи. Видимо, конечная цель ему известна досконально - минут через тридцать-сорок он выходит на окраину опушки, посреди которой стоит охотничий домик в стиле "а-ля Толстой", срубленный из плотно пригнанных лиственничных бревен. Новая причуда новых русских - штаб-квартира для пейнтбола. Но помповики в руках трех охранников, подпиравших стенки этой штаб-квартиры, вовсе не смахивают на пневматические ружья с парафиновыми красящими шариками.
- Стоп, папаша,- один из этих шкафообразных небрежно салютует брюнету стволом еще издалека.- Дальше запретная зона.
- Вернее, частная запретная зона,- выплюнув окурок "Явы",подверждает второй.- Так что топай за грибами в противоположную сторону. А кстати, где это твое лукошко, Красная Шапочка?- охранник подозрительно вглядывается в прикид брюнета и поудобнее перехватывает дробовик. Третий из компании тут же делает перебежку на противоположную сторону избушки - по всей вероятности, занял свой пост.
- Да свой я, парни,- бородатый дружелюбно помотал в воздухе кистью руки.- Передай тем хмырям на хазе - Левочкин, мол, пришел. Сам пришел, без братвы,- он намеренно перешел на "феню".
- Левочкин, говоришь?- второй продолжал расстреливать его цыганскими глазами, но ствол помповика вернул в исходное положение - вертикально земле.- Не понтишь? А ну, Досик, подержи его на рубеже, покуда я доложусь.
Через пару минут досчатая дверь домика хряснула о стену во всю ширину своего полотна и на крыльцо аллюром вымахнул здоровенный детина в полосатом тельнике.
- Точно, Левочкин,- удовлетворенно выдохнул он, разглядев пришедшего.- Какого тебе хрена надобно, банкир?
- Пришел узнать, почему меня не пригласили на сходняк?- весело спросил Григорий Игоревич, прикуривая "Парламентскую".- Аджиева наследство делите. Не рановато ли? А я ведь имею к этому делу самое прямое отношение. Или как, Сема?
- Вот именно - или как,- в свою очередь осклабился Сема. - Ты в этом деле пролетаешь, Левочкин. Как фанера над Парижем. Потому как мочить авторитетов положено только с согласия сходняка авторитетов. Ты разве этого не знал? Кстати, ты пришел все-таки вовремя. В повестку включен также вопрос о твоей персоне. Счас схожу узнаю вердикт,- Сема скрылся в домике, не закрывая двери. На ходу он сделал знак охранникам и те дружно вскинули помповики. Пока, правда, не передергивая затвора.
- На приеме, шеф,- хрюкнула рация в боковом кармане куртки.- Что у вас? Мы на месте.
Левочкин, совая в боковой карман зажигалку, щелкает одновременно тумблером рации.
- Все о"кей,- бормочет он в отворот куртки.- Начинайте по сигналу.
И тут же на крыльцо в приподнятом состоянии духа вываливается Сема с пистолетом в руках.
- Все в порядке!- радостно орет он.- Тебя приговорили, Левочкин. Шкура за шкуру, понял? С чем тебя и поздравляю,- он, не целясь, разряжает в сторону банкира польский ТТ-шник.- Братва, взять его! Живым или дохлым, все-равно. Но лучше все-таки дохлым.
А Левочкина уже нет на том месте, где он стоял до этого - при первом же выстреле заваливается за ствол ближайшей сосны, вырывая из кармана куртки рубчатое тело гранаты. Миг - и "лимонка" подкатывается точно под ажурное досчатое крыльцо. Уже без предохранительного кольца. Злая жестокая сила вырывается из металлического яйца, словно джинн из бутылки, разрывая на части дерево и живую плоть. И точно такие же кругляши летят в охотничью избушку уже со всех сторон. А людей, вырывающихся в панике изнутри ее, безжалостно, в упор, расстреливают из автоматов парни Левочкина, пренебрегая мольбами о жалости и помиловании. В этой звериной схватке имеет право уцелеть лишь одна из сторон. Сегодня повезло команде банкира: через некоторое время избушка яростно пылает, постреливая в стороны смолистыми искрами, а "быки", сняв кожаные плащи, подтаскивают к громадному костру окровавленные трупы тех, кто не успел сгореть заживо, и деловито запихивают их в гудящее пламя длинными сосновыми слегами, вырванными из ограды. Это называется "подбросить дровишек в печурку". Еще через некоторое время на лесной поляне остается лишь кучка "кожаных" и смердящее горелым жиром кострище. А вокруг деревья, опаленные не осенними красками. Равнодушного к произошедшей только что трагедии леса. И равнодушно- безоблачного неба с проносящимся в нем суперлайнером международных авиалиний...
- Уходим,- так же коротко командует Левочкин.- Рассосаться по городу и на неделю затаиться. А затем произведем остаточную зачистку. Включая в нее и "черных".
Подъехавшей по вызову ментовской бригаде достаются в свидетели несколько частников на потасканных "Жигулях" различных модификаций истинные любители грибного супа. Которые подъехали сюда много позже исчезнувших в направлении Клина иномарок.
Глава 1. Н О С Т А Л Ь Ж И .
Объявили: "Москва". И вновь селевым потоком нахлынуло прошлое. Вместе с вонью подгоревшего масла от чебуречных лотков на площади "трех вокзалов", сигаретными окурками и пустыми пивными банками, гремящими под ногами. А также гостеприимно разъятой пастью подземного перехода метро "Комсомольская" с его, казалось, вечными попрошайками, торгашами и малолетними шлюшками, гримирующимися под интердевочек. Все было так же, как год назад. И миражом уже маячили за спиной шампунем вымытая брусчатка улиц Барселоны, увитые разноцветным плющом замки Гамбурга, каналы Венеции с непременными гондолами, кокосовые пальмы Таити. И сами таитяночки-таечки: маленькие, упругие с мягкими ласковыми руками и податливым телом, произведенным Создателем исключительно для массажа и изучения таинств Камасутры...
Федор Артюхов стоит на перроне словно мешком пришибленный. После разноцветья карнавальных масок, палитры грандиозных фейерверков и высококлассной сервисной обслуги четырех и пятизвездочных отелей родная обитель кажется до того серой и невзрачной, что хочется взреветь белугой: Лю-у-уди! До чего же вы довели подобных себе хомо сапиенс!
И бежать хочется. Назад, под ласковое солнце средиземноморья или в мягкие теплые объятия Тихого океана. Наплевав на все поэтические бредни о ностальгии и прочей меланхолической лапше...
- Федя, очнись, слышишь! Что с тобой?- узенькая прохладная ладошка требовательно теребит рукав его шикарной рубашки апаш.
Стреляный непроизвольно мотает головой, стряхивая с себя пелену угарного тумана. Вот оно. То, ради чего он вернулся сюда, на Родину, презрев все традиции забугрового гостеприимства и отменного сервиса. Нежно-эфемерное создание с именем Лиля. Хрупкий тоненький росток среди чащи жилистых крепкотелых сорняков, шипами пробивающих себе путь на верх, к солнцу. Дочь Артура Нерсесовича Аджиева. Бывшего московского магната, мультимиллионера, умного, коварного и сверхрассчетливого авторитета среди авторитетов. А также бывшего босса Федора Артюхова по кличке Стреляный. Его, то есть, шефа. И вновь между Федором и Лилей вклинились кинокадры воспоминаний годичной давности...
