Предисловие

Оценка книги американским ветераном войны

Кого бы не смутил представившийся случай написать, как это сделал я, введение к книге иностранца, да еще военнослужащего бывшего враждебного государства, чья боевая судьба почти в точности повторяет собственную судьбу автора предисловия? Мы учились в 1939 году в высших военно-морских училищах, оба завершили курс обучения на подводников и впервые явились к месту службы в 1941 году. Оба мы прослужили всю войну, от нижних чинов до командиров подлодок. Каждый из нас слышал разрывы глубинных бомб противника, хотя и уберегся от них, в отличие от некоторых своих боевых друзей. Очевидно, однако, что эти разрывы звучат на удивление одинаково, будь бомбы британские, американские или японские. Оба мы принимали участие в торпедных атаках на боевые и торговые суда. Каждый из нас видел, как тонут большие корабли, когда их днища пробивают торпеды, — иногда величественно, иногда неприглядно. Немецкие подлодки пользовались той же тактикой, что и мы. И Вернер, и я бесполезно осыпали своего противника проклятиями только за то, что он добросовестно выполнял свой долг.

Итак, между Гербертом Вернером и мной было много общего, хотя я ничего не знал о нем до знакомства с его книгой. Но, констатируя все это, необходимо избежать двух ловушек. Первая состоит в уважении к профессионализму, которое может затемнить важные различия между нами, проистекающие из противоположности условий, в которых мы находились, и целей, которые мы преследовали. Вторая заключается в том, что объективной оценке прошлого, к которой мы стремимся сегодня, могут вольно или невольно помешать чувства и настроения военного времени. Избегая этих ловушек, мы найдем в результате правильный подход к проблеме. Потому что восхищаться людьми, которые сражались за Германию, можно, даже если мы осуждаем Гитлера и нацистов. Для правильной оценки книги важно иметь это в виду и учитывать в каждом конкретном случае позиции сторон.

В предисловии Вернер объясняет, почему он счел необходимым написать свою книгу. По его словам, он выполнил тем самым давнее обязательство и хотел отдать должное тысячам боевых друзей, которые навсегда похоронены в стальных гробах в глубинах моря. Политические пристрастия совершенно отсутствуют как в его повествовании, так и в трактовке профессиональных задач. Вернер не позволяет себе резких выпадов против противника, хотя ясно, что временами он, как и все мы, способен испытывать приступы раздражения. В таких случаях книга Вернера приобретает большую драматическую силу и на первый ее план выступает скотская, звериная сущность войны. Может, это покажется непривычным, но задумайтесь вот над чем: моряки-подводники, независимо от принадлежности к какой-либо из воюющих сторон, более всего восхищались тем временем, когда они выходили в море и находились в стальных скорлупках лодок, в тесном замкнутом пространстве которых не ослабевал шум работающих дизельных установок, а при недостатке кислорода в спертом воздухе ощущалась вонь от человеческих испражнений и гниющей пищи. В таких условиях экипажи подлодок в остервенении атаковали противника торпедами, осуществляли изнурительный поиск его морских конвоев или ожидали в страхе конца атаки глубинными бомбами противника.

В то же время во время пребывания на суше остро ощущалась атмосфера вырождения и упадка. Вернер дает нам почувствовать это в полной мере. Картина Германии, стоящей на грани поражения, переживающей моральную деградацию в условиях войны, становится еще более трагичной по мере приближения неизбежного краха агонизирующего гитлеровского режима. Без преувеличения можно сказать, что Вернер немало способствует осмыслению истории, делясь личными впечатлениями о том, на что обрекает порядочных людей война, особенно тотальная.

Нельзя сказать, чтобы всего этого не испытали союзники по антигитлеровской коалиции, хотя они и выиграли войну. Однако Германия ощутила военную трагедию особенно остро. Из повествования Вернера мы узнаем о хорошеньких девушках, отдающихся первому встречному, поскольку мужчины могут вскоре погибнуть на войне; о мирных жителях, укрывающихся в бомбоубежищах и постоянно пребывающих в страхе и нерешительности, когда требуется оказать помощь соотечественникам, попавшим в еще более худшее положение, чем они. Мы узнаем о циничных дельцах, готовых спекулировать любым товаром — будь то секс или продукты питания, а также об иерархии высших эшелонов власти, хорошо защищенных от ужасов войны, не испытывающих недостатка в изысканной пище и любовных утехах, отдающих из своих бункеров панические бессмысленные приказы все убывающим в численности участникам последних сражений.

Однако эта книга не о том, что происходило в Германии во время войны. Ее основная тема — жизнь немецких подводников, которые в невероятно тяжелых условиях с фантастической решимостью и самоотверженностью выполняли свой долг. В конце книги можно ознакомиться с потерями немецких подводников, которые составляют 90 процентов всех активных участников боевых действий на море (как правило, в оценке потерь учитываются и потери личного состава береговых служб). Этому следует отдать должное. Что особенно примечательно, в конце войны, когда, по приблизительным подсчетам, только две из десяти подводных лодок, выходящих в море, возвращались в порт базирования, подводники с большим воодушевлением отправлялись на боевые задания, зная, что большинство из них никогда не вернется назад.

Печальный, ужасный парадокс, волнующий Вернера, состоит в том, что к концу войны большинство его товарищей-подводников знали о безнадежности борьбы. Между тем героизм воина, как правило наивного, молодого, благородного и неподкупного, не должен служить неправому делу. Однако по истечении послевоенных десятилетий становится очевидным, что Германия восстановила свое национальное достоинство, опираясь на упорство и волю таких людей.

Данные союзников по подводной войне в Атлантике свидетельствуют о том, что перелом в ней произошел приблизительно в марте 1943 года. Тогда против немецких подлодок ополчились вся мощь палубной авиации авианосцев, усовершенствованная система радиолокационного отслеживания передвижений подлодок и новые виды оружия. Нигде, кроме книги Вернера, я не встречал описания того, как эта всеобъемлющая мощь воспринималась людьми, против которых она была направлена. Об этом рассказано без патетики. И до конца оценить авторский труд может только коллега-подводник. Но основное в состоянии понять любой читатель. К примеру, такой отрывок: «Несмотря на то что место нашего погружения было помечено краской, капитан приказал атаковать конвой, прежде чем эскорты смогли бы сбросить на нас глубинные бомбы. Удары импульсов «асдика», глухие разрывы глубинных бомб неподалеку и грохот сотен судовых двигателей конвоя создавали мрачный звуковой фон для нашей атаки».

Самообладание было яркой отличительной чертой этих людей, самообладание вопреки логике или разумному отказу от неприемлемого риска — здесь не идет речь, разумеется, о случаях, когда у подводников не оставалось выбора в пользу менее рискованного действия. Книга завершается так, как и должна была завершиться, — на нотах скорби и отчаяния. Но мы замечаем, как Вернер превращается в сосредоточенного, хладнокровного и уверенного в себе командира. Его подлодка была последней, которая покинула Францию во время отступления немецких войск после высадки союзников в 1944 году. Половина его предшественников погибла, пытаясь прорваться на родину, однако Вернер принял вызов судьбы и сумел найти безопасный путь в Германию, которая уже утратила способность оценить его подвиг. В мире, разрушающемся вокруг него, Вернер больше уже не был неопытным юношей двадцати пяти лет от роду, который пришел служить на флот пять лет назад. Он стал мужественным, бесстрашным мужчиной, способным понимать масштабы надвигающейся опасности и все же избежать гибели. Вернер сумел оценить силу воли своих подчиненных, которым не осталось ничего другого, кроме как вернуться на свою поврежденную в боях, выработавшую свой ресурс подлодку после отпуска на берегу, доставившего слишком много трагических переживаний.

«Безумие!» — восклицает Вернер на каждой странице последней части книги, где он начинает подвергать сомнению политику своей страны. Он рассказывает и о своих любовных приключениях в промежутках между выходами подлодки в море, однако следует отметить, что по мере ухудшения военной обстановки амурные дела отступают для него на задний план. И не потому, что Вернер стал более сдержан, а желания молодого воина притупились. Просто наступила душевная и физическая апатия у человека, находившегося на пределе жизненных сил. Больше не было той Германии, которую он знал, — Германия Вернера исчезла задолго до того, когда его отец попал в тюрьму за знакомство с еврейской девушкой. Больше не было германского флота. Часть флота, та, что действовала в море и представляла для него непосредственный интерес, была полностью уничтожена. Днем он еще видел здание морского штаба, но по ночам оно служило лишь для развлечений с женщинами.

«Безумие!» — восклицает Вернер. И с ним можно согласиться. Но и в этих условиях вырастали герои, которые заслуживают восхищения, даже если они боролись за неправое дело, и, следовательно, их жертвы не были напрасными. Никто не должен упрекать воина, который ради своей страны идет на смерть. Поэтому следовало бы позволить этим храбрецам покоиться в мире, уважать их самих и память о них. Хотя эти парни жили в безумное время, они были цветом молодой Германии; к несчастью, их воспитали в духе искаженных представлений о судьбе страны. Что, впрочем, их нисколько не компрометирует. Они не заслуживают чрезмерного порицания, если учесть, что Версальский договор считается сейчас едва ли идеальным документом. Более того, они составляли слой населения, избежавший болезни, которая поразила правящую политическую элиту. Молодые люди верили, что в отчаянной борьбе смогут спасти свою страну от опасностей, надвинувшихся на нее со всех сторон. Потому что это им внушали руководители Германии. Они не боялись смерти, и она нашла большинство из них. Но оставшиеся в живых все равно продолжали упорно сражаться,