Виктор Михайлович Абкин

ВОСПОМИНАНИЯ

Предисловие

Написать воспоминания о войне В. М. Абкина уговорил я, его сын. Виктор Михайлович обладал великолепной памятью и был прекрасным рассказчиком. В 1980-е годы я неоднократно просил отца записывать военные воспоминания. За год до смерти он аккуратно переписал все в большую общую тетрадь, озаглавив текст простым и грозным словом: «Война». Мы перепечатали текст на машинке и с тех пор это — едва ли не главная семейная реликвия. Таким образом, мы сохранили не только образ дорогого отца и мужа, но и сберегли память о войне — самом драматическом периоде его жизни.

Теперь о биографии Виктора Михайловича. Родился он в 1906 г. в г. Лозовая Харьковской губернии в семье служащего (приказчика в магазине). Затем работал в Харькове в аппарате Совнаркома УССР курьером, а позже — секретарем Предсовнаркома В. Я. Чубаря. Одновременно учился и в 1930 г. окончил Харьковский институт народного хозяйства (экономический факультет), после чего в течение года проходил действительную срочную службу в рядах РККА на Кавказе (в Чечне, охваченной в те годы восстанием отдельных аулов Ножай-Юртовского района). В частности, он участвовал в войсковых маневрах на территории Чечни и Дагестана. Эти волнения не получили развития, тогда власть была сильной и противнику оружие не продавали…

В 1931 г. Виктор Михайлович переехал в Симферополь, где до самой войны работал в Крымшвейпроме заместителем начальника планового отдела. Женился на преподавателе литературы Еве Марковне Пиастро (по национальности крымчачке из Феодосии).

В 1939 г. в связи с начавшимся освобождением Западной Украины и Белоруссии был призван в РККА. В течение трех-четырех месяцев был командиром роты 103-го запасного стрелкового полка.

С первых дней Великой Отечественной войны — в Красной Армии.

С июля по ноябрь 1941 г. — командир роты отдельного батальона штаба 51-й армии. С ноября по декабрь 1941 г. — командир роты отдельного батальона 421-й стрелковой дивизии 51-й армии. Принимал участие в боях на Крымском полуострове, в том числе в первый период обороны Севастополя.

С декабря 1941-го по март 1942 г. — командир роты 826-го стрелкового полка 398-й стрелковой дивизии 51-й армии. Участвовал в Керченской десантной операции и боях на керченском полуострове (Крымский фронт). В марте 1942 г. получил легкие ранения в боях под ст. Владиславовка и у с. Карпечь и несколько месяцев находился в госпитале.

С июня 1942 г. Виктора Михайловича назначают помощником начальника штаба 42-го стрелкового полка 180-й стрелковой дивизии (впоследствии Киевской Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова) 31-й армии. Он принимает участие в боях под г. Ржевом. В августе 1942 г. у с. Костоносова тяжело ранен в голову. После тяжелого ранения до мая 1943 г. находился на излечении в эвакогоспитале в г. Молотове (ныне Пермь).

С мая 1943 г. и в 1944 г. В. М. Абкин учился на курсах «Выстрел» и служил в учебном батальоне 44-й запасной стрелковой дивизии (Уральский военный округ), где готовили маршевые роты для отправки на фронт.

Вскоре после окончания войны Виктор Михайлович возвратился в Симферополь, где с 1946 по 1972 гг. работал начальником отдела областного управления жилищного хозяйства. В 1987 г. В. М. Абкин умер и похоронен в Симферополе.

ЧАСТЬ I

Июнь 1941 г. выдался теплым, светлым, сухим. Самое время для отдыха. Самое время. И я числа 10–12 июня, получив путевку, выехал в Профессорский Уголок (ныне Рабочий Уголок) г. Алушты. Санаторий был недалеко от моря, стоял на горке, окруженный прекрасным парком. Большие светлые палаты на 3–4 человека, летняя столовая, киноплощадка, приличное культобслуживание и хорошее питание располагали к отдыху. Первая неделя, как правило, уходила на то, чтобы вволю выспаться. И я неукоснительно выполнял распорядок дня, в особенности «мертвый час», прихватывая даже лишку за счет полуденного чая (5 ч. вечера).

Но эта благодать продолжалась недолго. Находясь на пляже 19–20 июня, мы наблюдали передвижение военных кораблей и поняли, что происходят учения флота. Поэтому, когда 22 июня утром местные жители из обслуживающего персонала говорили о каком-то необычайном гуле, который они слышали под утро, никто на это не обратил внимания, считая, что этот гул — просто боевые учебные стрельбы флота. Все было спокойно до 10–11 ч. утра, хотя чувствовалась какая-то нервозность.

Когда по радио объявили, что в 12 ч. дня будет передано специальное правительственное сообщение, ни у кого из нас не зародилось даже сомнения в чем-то необычайном. К 12 часам все же все собрались у радиорупора. Речь т. Молотова, сообщившего о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз, произвела просто ошеломляющее впечатление. Что было делать? У каждого человека призывного возраста в военном билете лежало мобилизационное предписание. По такому предписанию я должен был явиться на второй день войны в г. Севастополь в какую-то воинскую часть. Но в первую очередь нужно было выбраться из Алушты и добраться до Симферополя.

Мы потребовали у дирекции санатория выдачи нам наших документов и вещей и отправки в Алушту. Директор или главврач (не помню, как тогда назывался глава санатория) наотрез отказался выдавать паспорта до особого распоряжения. Мы, группа молодежи, дали ему срок до двух-трех часов (после обеда) и предупредили, что примем свои меры. Собственно какие меры мы могли принять? Во всяком случае, это заставило его взяться за телефон и выяснять положение у своего начальства. После обеда мы все получили документы и вещи, а вот транспорта до Алушты так и не добились. Пришлось пешочком добираться до автостанции в Алуште. На автостанции на наши требования дать машину на Симферополь не обратили никакого внимания, заявив, что билетов нет и не будет, и чтобы добирались сами. Мы просили, чтобы нас рассаживали по 1–2 человека в проходящие, но и в этом нам не пошли навстречу. Что было делать? Не будешь же идти по горной дороге, с вещами, до Симферополя. Единственный выход — обратиться в горвоенкомат, благо он тогда находился недалеко от автостанции, на набережной. Пришли в военкомат.

Никто нас слушать не желает. К военкому не допускают — он занят. Тогда ребята поручили мне и еще двоим добраться до военкома и получить у него хоть какой-нибудь транспорт. Облеченные такими «полномочиями», мы просто ворвались в кабинет военкома, коротко изложили свою просьбу, дав понять, что срыв сроков, установленных мобпредписанием о явке в части, будет на его совести и ответственности.

Военком нам заявил, что он все понимает, но ничего практически сделать не может. У него транспорта нет, а автостанция ему не подчинена. Тогда мы ему предложили сделать отметку на мобпредписаниях о том, что отсутствие транспорта не дает нам возможности выехать из Алушты. И в этом тоже получили отказ.

Доложив ребятам о результатах переговоров с военкомом и выслушав соответствующие отклики, не подлежащие печати (а вернее, о безрезультатности таких переговоров), мы расположились во дворе военкомата, в душе надеясь на какой-то счастливый случай. Но эти надежды в течение ближайшего часа, конечно, не оправдались. А время близится к вечеру, и уже есть хочется, и переночевать негде.

И тогда мы решились на отчаянный шаг. Всей компанией, а нас было человек 8–10, двинулись на автовокзал и договорились «захватить» автобус. Нужно сказать, что в то время автобусы были на 16–20 человек. И вот из Ялты появилась очередная машина. В Алуште полагался 40-минутный отдых, так как выдержать Ялтинскую дорогу, с ее 340 поворотами, не так-то легко. Даже моряков и летчиков укачивало. Так вот, автобус остановился, пассажиры начали выходить, и кто-то из нас скомандовал: «Выходите с вещами». Ничего не подозревая, люди забирали свои вещи и выходили. Шофер пошел отметиться, а когда он пришел, мы заняли почти весь автобус и сказали водителю: «Погоняй быстрее — за места платим тебе». И уехали.

Подымаясь на перевал, мы уже встречали воинские части, идущие на Южный берег, артиллерию, какие-то обозы. Очевидно, командование боялось десанта, хотя ЮБК явно для крупного десанта не годился. Но части шли. Кто мог подумать тогда, что через каких-то 4 месяца нам придется под минометным обстрелом немцев в спешном порядке покидать Алушту и уходить по Ялтинской дороге.

Если бы какой-нибудь ясновидящий сказал нам об этом, его бы считали провокатором. Ведь мы — страна — собирались воевать на чужой территории, не отдавая ни пяди своей земли. Пяди не отдали — отдали полстраны, и в том числе Крым.

В Симферополе относительно спокойно, только полное затемнение свидетельствовало о чрезвычайных обстоятельствах. Народ бегал по магазинам закупать продукты. Дома было «не очень весело». Имея мобпредписание о явке на второй день войны в Севастополь, я все же решил пойти в военкомат узнать хотя бы номер части, куда нужно являться. К моему великому удивлению, в военкомате отобрали мобпредписание и заявили: идите домой, понадобитесь — вызовем.

Через несколько дней стало ясно, что нужно вывозить семью из города. Начались ежедневные ночные бомбежки. По тревоге укрывались в щели, вырытые в Ботаническом саду (ныне Детский парк по ул. Кирова). Чувствовалось, что эти щели — убежище ненадежное, хотя бы по той причине, что в этом же саду разместились противозенитные батареи, которые вели огонь по самолетам противника, ну а те не оставались в долгу. Во всяком случае, бомбы падали вокруг парка. На 5-й или 6-й день одна из бомб разорвалась в соседнем с нами дворе и сжала щель, в которой погибло 7 ил