Гургани Фахриддин
Вис и Рамин
Фахриддин Гургани
Вис и Рамин
Перевод с персидского С.Липкина
НАЧАЛО РАССКАЗА О ВИС И РАМИНЕ
Из летописей, сказок, повестей,
От мудрецов и сведущих людей
Узнал я, что державой правил встарь
Счастливый, сильный, властный государь.
Как слуги, все цари ему служили,
Лишь для него они на свете жили.
На пир однажды он созвал весной
Всех, кто владел землею и казной,
Правителей, наместников почтенных,
Воителей, красавиц несравненных.
Явились все, кто был в высоком сане
В Иране, Кухистане, Хорасане,
Кто подвигами удивлял не раз
Рей, Дехистан, Азербайган, Шираз.
Мы назовем Бахрама и Рухема,
Шапура и Гушаспа из Дейлема.
Пришли Азин, Кашмира властелин,
Виру отважный, богатырь Рамин
И Зард, наперсник шаха величавый,
Вазир и брат властителя державы.
Луне был шах подобен, а вельможи,
Казалось, на созвездия похожи.
Блистал он средь вельмож блистаньем грозным, -
Так месяц окружен блистаньем звездным.
Венцом владык увенчан шах Мубад,
Одето тело в царственный наряд.
Из глаз лучится свет, животворя,
Ты скажешь: солнце -- ореол царя.
Пред ним сидят бойцы, за рядом ряд,
За ними -- луноликие стоят.
Воители -- как львы с броней на теле,
Красавицы -- как робкие газели,
Но львы такие не страшны газелям,
А на газелей смотрят львы с весельем.
Идет, как между звездами луна,
По кругу чаша, полная вина.
Как дождь дирхемов звонких с высоты,
На всех с деревьев падают цветы.
Как облако, над пиршеством взвилось
Благоуханье мускусных волос.
Певцы поют хвалу вину и лозам,
А соловьи в любви клянутся розам.
Украсились уста багрянцем винным,
А стих певца -- напевом соловьиным.
Двух красок розы светятся вокруг:
От хмеля и от прелести подруг.
Был весел шах, прогнал он все печали,
Но гости шаха тоже не скучали:
Вино из кубков полилось дождем
На щедрый сад, на пиршественный дом.
Но пир перенесли на воздух свежий -
К садам, лугам, к прохладе побережий,
Где становились каждый миг звончей
Напевы пашен, цветников, ключей.
Как звезд на небе, -- на земле весенней
Пылает много трав, цветов, растений.
Ладони рдеют розовым вином,
Украшен каждый розовым венком.
Кто скачет на коне дорогой тряской,
Кто пеньем наслаждается и пляской,
Одним всего милее влага в кубке,
Другим -- цветок в саду, пахучий, хрупкий.
Одни хотят беседовать с рекой,
Другим по нраву цветников покой.
Пир не смолкал от ночи до рассвета,
Казалось, что земля в парчу одета,
И царь, как все подлунное пространство,
Надел парчу и пышное убранство,
Сел на слона, что равен был горе,
Сверкавшей в золоте и серебре.
Богатыри, что на войне сильны,
Вокруг царя -- как мощные слоны.
Лилось, казалось, на степном просторе
Алмазов, золота, рубинов море.
Ты видишь, сколько скачет седоков?
Сталь стерлась бы от кованых подков!
Колышутся за ними средь равнины
Красавиц луноликих паланкины.
Каменьям драгоценным нет числа,
И мулам эта ноша тяжела.
Пусть тяжелы алмазы и рубины, -
Соломинке подобны паланкины:
Украсил их красавиц легкий рой, -
Весь мир был в изумленье той порой!
Явился людям щедрости предел:
Любой обрел у шаха, что хотел.
...Стремясь к добру, таким же щедрым будь,
Даруя радостно, пройди свой путь!
Смотри: в унынье дни проводит скаред,
Но беззаботен тот, кто щедро дарит.
Вот так, когда и надо и не надо,
Шло пированье у царя Мубада.
КРАСАВИЦЫ СОБИРАЮТСЯ НА ПИРУ ШАХА МУБАДА
Красавицы, украсившие мир,
Все вместе собрались на этот пир.
Шахру из Махабада тешит взгляд,
Здесь дочь Азербайгана Сарвазад,
Абнуш, Гургана драгоценный дар,
Из Дехистана пери Наздильбар,
Из Рея Динаргис и Зарингис,
Из горных областей -- Ширин и Вис,
Из Исфагана -- Абнахид, Абнар,
Исполненные несказанных чар,
Две дочери ученейших дабиров,
Гуляб, Ясмин -- две дочери вазиров,
Здесь Канаранг, та, что в Саве знатна,
Чью красоту заимствует весна,
Все -- статные, все княжеского рода,
А стан -- из серебра, уста -- из меда,
Лицо -- луной чудесной назови:
То роза в пламени, то снег в крови!
Таких, усладой пери наделенных,
Здесь тысячи сияли для влюбленных.
Здесь красотой гордился каждый край -
Рум, Туркестан, Иран, Бербер, Китай.
Стан, вольный тополь, серебром блестит,
Взглянув на кудри, вспомнишь ты самшит.
Каменьями украшена краса,
Из золота венцы и пояса.
Красавицы явили на долине
Стать соколов и яркий цвет павлиний,
И очи антилоп речных, когда
От львов бегут в испуге их стада.
Была Шахру красивей всех и лучше.
Ее лицо -- палач и врач могучий!
Стан -- кипарис; чело -- как свет манящий;
Уста -- рубин поющий и звенящий.
Одежда -- бархат и ланиты -- бархат:
Два бархата в единый слиты бархат!
Как перлы -- зубы, губы -- как халва,
Из жемчуга и сахара -- слова,
А две косы заплетены так туго,
Как будто с цепью скручена кольчуга.
Таким лукавством взор ее искрится,
Что скажешь: то колдунья, чаровница!
Косичек тонких пятьдесят вдоль стана
Струятся сладостно-благоуханно,
А на слоновой кости блеск волос -
Как серебро, как медный купорос!
Воссядет ли, пройдет ли, постоит, -
Она среди красавиц как самшит.
На землю глянет, -- прах заблещет в звездах,
От кос душистых амброй веет воздух.
Пред нею блекнет розовый цветок,
Пред нею никнет свежий ветерок,
Пред нею пыль -- цветенье молодое,
Ее кудрям завидует алоэ.
Всех жемчугов царица совершенней:
То жемчуг, что исполнен украшений.
И золото, и шелк -- ей все подвластно,
Но даже и без них она прекрасна!
МУБАД СВАТАЕТСЯ К ШАXРУ, И ТА ЗАКЛЮЧАЕТ ДОГОВОР С МУБАДОМ
Случилось, что в обители своей
Увидел шах Мубад, глава царей,
Сей движущийся тополь среброствольный,
Красу, рожденную для жизни вольной.
Позвал ее, подобную луне,
Повел беседу с ней наедине,
И усадил на трон, и преподнес
Красавице охапку свежих роз.
Игриво, мягко, властно и учтиво
Сказал: "Ты удивительно красива!
Хочу, чтоб ты всегда была со мной,
Любовницей мне стань или женой.
Как хорошо прильнуть к твоим устам!
Тебе я всю страну мою отдам.
Как все цари покорны мне повсюду,
Так я тебе навек покорным буду.
Владея всем, избрал тебя одну.
Ни на кого с любовью не взгляну.
Твое желанье будет мне приказом,
И сердце принесу тебе, и разум.
Исполню все, чего б ни захотела,
Тебе и душу я отдам, и тело.
Хочу и ночью быть с тобой, и днем:
Ночь станет днем, а день -- блаженным сном!"
Шахру, услышав страстные призывы,
Дала ответ веселый и учтивый:
"О царь, ты правишь миром самовластно,
Зачем по мне страдаешь ты напрасно?
Мне ль быть женой, любовницей? К чему ж
Такой, как я, -- любовник или муж?
Скажи, могу ли быть женой твоей,
Когда я мать созревших сыновей -
Правителей, могучих войск вожатых,
И красотой и доблестью богатых?
Из них Виру всех больше знаменит:
Слона своею мощью посрамит!
Меня, увы, не знал ты в те года,
Когда, о царь, была я молода.
Когда была я тополя прямей,
Брал ветер амбру у моих кудрей.
Росла я, украшая мир счастливый,
Как над рекою ветка красной ивы.
Померкли солнце дня и лик луны,
Сияньем глаз моих посрамлены.
Земля была смутна из-за меня!
Не знали люди сна из-за меня!
На улице, где утром я пройду,
Весь год жасмином пахло, как в саду.
В рабов я властелинов превращала,
Дыханьем мертвецов я воскрешала.
Но осень наступила: я стара,
Прошла, прошла весны моей пора!
Меня покрыла осень желтизной,
Смешался с камфарою мускус мой.
Меня состарил возраст, я тускнею,
Мою хрустальную согнул он шею.
Увы, когда старуха молодится,
Над нею мир смеется и глумится.
Лишь на меня ты зорким взглянешь глазом, -
Тебе противной сделаюсь я разом."
Когда ответ ее услышал шах,
Сказал: "Луна, искусная в речах!
Да будет беспечальна и светла
Та мать, что дочь такую родила.
Пусть род ее не ведает потери
За то, что родила такую пери.
Да будет счастлива и день и ночь
Земля, взрастившая такую дочь.
И в старости пленяешь ты меня,
Какой же ты была на утре дня!
Коль так красив цветок, когда увял,
То ты достойна тысячи похвал.
Ты прелестью блистала поутру,
Для всех была соблазном на пиру,
И если мне женой не можешь стать,
Не можешь даровать мне благодать,
То дочь твоя да будет мне женой:
Милей жасмин, что сблизился с сосной.
Бесспорно, если плод похож на семя,
То дочь, как мать, свое украсит время:
Да станет солнцем моего чертога,
И радостей она узнает много.
Пусть это солнце озарит мой жребий:
Не нужным будет солнце мне на небе!"
Шахру в ответ произнесла слова:
"Что радостней такого сватовства?
Я прогнала бы все заботы прочь,
Будь у меня под покрывалом дочь.
