Лора Бекитт

Сердце в пустыне

Пролог

788 год, Багдад, Аббасидский халифат[1]

Человеческая судьба – песчинка, а воля Аллаха – ветер, что несет ее по воздуху.

То, что случилось, когда Амиру исполнилось пять лет, он запомнил на всю жизнь. Эта на первый взгляд обыкновенная житейская история определила его будущее.

Мать мальчика, Зухра,[2] чья внешность оправдывала имя, речи были сладки как мед, а в сердце, как говорили ее служанки, устроили гнездо змеи, происходила из знатного персидского рода. Она была первой женой Хасана ибн Акбар аль-Бархи, начальника главного почтового ведомства великого халифа Харун аль-Рашида.[3]

Пять лет после замужества и четыре после рождения Амира своенравная, обладающая не по-женски твердым характером Зухра владела сердцем и помыслами мужа. На шестой разразилась трагедия, роковым образом изменившая ее жизнь: Хасан полюбил другую.

Многие халифы не гнушались любовью женщин невысокого происхождения: их сыновья и наследники были рождены от наложниц и рабынь. Потому не было ничего удивительного в том, что, увидев на невольничьем рынке девушку славянской народности с русыми волосами, голубыми, с золотистыми искорками глазами и кожей, отливающей перламутровой белизной, словно морская раковина, багдадский чиновник Хасан был поражен в самое сердце. Он немедля купил девушку, сделал своей наложницей, а впоследствии намеревался жениться на ней.

Ночь за ночью проводил Хасан с прекрасной светловолосой пленницей, позабыв о старшей жене. Через год наложница родила мальчика, а спустя десять дней умерла: как говорили, от родильной горячки. Хасан был неутешен. Он предложил Зухре заменить ребенку мать – она в гневе отказалась. Тогда он впервые ударил жену, ибо Пророк сказал: «Тех жен, непокорности которых вы боитесь, увещайте, и покидайте их на ложе, и ударяйте их».

Хасан не простил Зухре злобного ликования, которое она испытала после смерти соперницы. Позже у него были другие наложницы, не брезговал он и рабынями. Но сердце Хасана окаменело в тот день, когда навсегда закрылись очи прекрасной невольницы, чье странное имя Млада никто не мог ни запомнить, ни правильно произнести.

В те тревожные дни Амир с удивлением узнал, какими разными оттенками чувств обладает человеческий плач: его слух тревожили горестные рыдания матери, тонкий, как звук свирели, писк новорожденного, глухие, по-мужски тяжелые стенания отца.

В последующие годы Зухра тщетно пыталась вернуть расположение мужа. Сыновья Хасана подрастали: старший, Амир, с сердцем, полным скрытой ревности и внушенной матерью жажды соперничества, и младший, Алим, бесхитростный и добрый мальчик. Зухра ненавидела сына умершей соперницы так же сильно, как любила собственного. Она сумела превратить Амира в верного союзника, сделать из него орудие своих коварных планов. Она желала отомстить и Хасану, и Алиму. Первому – за то, что он ее разлюбил, второму – что посмел появиться на свет.

Часть первая

Глава I

803 год, Багдад

Зюлейка не помнила своих родителей: она осталась сиротой в раннем возрасте и воспитывалась в семье дяди.

Отец девушки, Джафар, обладавший редкостной статью и прекрасным голосом, больше всего на свете любил развлечения и праздники, а меньше всего – какую бы то ни было работу. И жену себе выбрал красивую, но ветреную и беспечную. Их дочери не исполнилось двух лет, когда Джафар погиб в драке на одной из багдадских улиц. Через несколько недель после несчастья его вдова бросила ребенка и уехала с каким-то купцом, а спустя пару дней на берегу Тигра обнаружили ее бездыханное тело.

Ребенка нашли в доме: Зюлейка ползала по грязному полу и надрывалась от плача.

Все родственники под благовидным предлогом отказались взять девочку к себе. Что бы они ни говорили, истинная причина была ясна: Джафар не оставил после себя никакого имущества, а легко ли прокормить лишнего ребенка! К тому же, когда девочка вырастет, ей потребуется приданое. И пусть воля Аллаха сокрыта от людей, на роду Зюлейки явно лежало проклятие, которое могло перейти в семьи усыновителей.

У старшего брата Джафара, Касима, была добрая душа. Он рассудил, что там, где есть пятеро детей, найдется место и для шестого, а истинное богатство человека в щедрости его сердца. Аллах всевидящ и мудр: он дарует счастье тому, кто пожалел слабого.

Касим не стал слушать возражений родных и принял Зюлейку в семью. Его жена Надия так и не смогла полюбить девочку. Она держала племянницу в строгости и не в меру загружала работой. Несмотря на это, Зюлейка выросла жизнерадостной, покладистой и веселой. Любила дядю, слушалась Надию, прекрасно ладила с двоюродными братьями и сестрами.

Семья Касима жила на левом берегу Тигра, где располагались ремесленные кварталы и было много оживленных базаров. Дядя Зюлейки держал лавку, в которой продавались не только грубые кожаные сандалии, предохранявшие ступни бедняков от ожогов при ходьбе по накаленным солнцем камням и песку. Там были туфли из отлично выделанного цветного сафьяна, украшенные узорами из шелковых, золотых и серебряных нитей, расшитые бисером или блестящими бусинами.

Торговля шла хорошо; нередко Касим возвращался из лавки поздно вечером, уставший, но довольный. Ему посчастливилось найти место на одном из крупнейших багдадских рынков, который посещало немало богатых и знатных людей.

Однажды Надия сказала Зюлейке:

– Отнеси дяде обед. Да смотри, не заглядывайся по сторонам, не то закончишь свои дни так же, как твоя мать!

Последнюю фразу тетки девушка пропустила мимо ушей. У Зюлейки был легкий нрав, она не обращала внимания на дурные слова и привыкла прощать обиду.

В те далекие времена лишь замужние женщины прятались под покрывалом – бурко, лица девушек оставались открытыми. Стоял полдень, солнце слепило глаза, стены домов из сырцового кирпича источали жар, и Зюлейка вышла из дому в полотняной рубашке и наброшенной на волосы легкой шали. Девушке нравились такие прогулки, она любила свободу и ощущение новизны, властно проникающее в душу всякий раз, когда она шла по городу, напоминающему бурлящее разноцветное море.

Багдад обладал чарующей силой. Не важно, что местами он был грязен, криклив, опасен и беден. Это был мир, в котором стоило жить.

Зюлейка шла по улицам, где ютились ремесленники, извилистым и узким, словно след змеи, и любовалась далекими минаретами, вытянутыми ввысь, будто гигантские копья, и похожими на огромные чалмы куполами дворцов. Очутившись в богатом квартале, она гадала, что за таинственные, могущественные люди живут за высокими стенами садов, окованными железом воротами и узкими, забранными решетками окнами.

В этот час народу на улицах было немного. Над землей висела неподвижная, душная дымка; синева неба заметно поблекла, и только солнце победоносно блистало в зените.

Касим обрадовался приходу Зюлейки и в первую очередь припал к тыквенной фляге с холодной водой. Утолив жажду, сказал племяннице:

– Сейчас покупателей нет. Побудь немного в лавке вместе с Икрамом, мне надо отлучиться по делам.

Икрам, двенадцатилетний сын Касима, обычно помогал отцу. Касим не хотел оставлять его одного: мальчишка был непоседливый и беспечный – того и гляди убежит на улицу, бросив товар и забыв о торговле.

Едва отец скрылся из виду, Икрам, сверкая быстрыми, черными, как угольки, глазами, обратился к Зюлейке:

– Отпусти меня в лавку, где продаются сладости. У меня есть немного денег, и я хочу купить халвы. Только не говори отцу!

– Иди, но не задерживайся, а то попадет нам обоим! – со смехом ответила Зюлейка и потрепала его по голове.

Мальчишка выскользнул из-под навеса и через мгновение был таков.

Оставшись одна, девушка принялась перебирать сафьяновые туфли, любуясь тщательной выделкой кожи и изящной вышивкой. Она всегда носила простые сандалии из сыромятной кожи и теперь думала о том, какого совершенства, должно быть, достигло искусство одеваться у людей, которые могут позволить себе купить такую обувь. Зюлейка привыкла довольствоваться малым и не мечтала о красивых нарядах. Девушка хорошо знала, каково ее положение в семье, и была благодарна дяде хотя бы за то, что он давал ей пищу и кров.

Задумавшись, Зюлейка не заметила, как в лавку вошел покупатель.

– Нет ли здесь туфель, похожих на те, какие носит супруга нашего великого халифа?

Услышав мужской голос, девушка вздрогнула от неожиданности и обернулась.

Покупатель, наверное, шутит! Откуда такая обувь в обычной базарной лавке? Зюлейка слышала, как дядя Касим говорил о том, что туфли любимой жены халифа Харун аль-Рашида, прекрасной Зубайды, расшиты драгоценными камнями и сделаны из дивной тонкой кожи, напоминающей нежные лепестки роз.

Девушка подняла глаза. Перед ней стоял красивый молодой человек в богатом одеянии с шелковым поясом и украшенным золотыми насечками кинжалом. Касим относился к таким покупателям, как к редким птицам, случайно угодившим в силки.

У юноши были пристальный, почти безразличный взгляд, непроницаемое лицо и плотно сжатые губы. Казалось, он держит свои чувства глубоко в тайниках души, как держат золото в крепко запертых сундуках.

Зюлейка перевела дыхание и почтительно поклонилась.

– Таких туфель нет, господин, но есть другие, они тоже красивы.

Она взяла в ладони нежно-розовые, как заря, туфельки без задника с изящно загнутыми узкими носами. Украшавшие их прозрачные мелкие жемчужины сверкали, словно капли росы на поверхности цветочного лепестка.

Молодой человек посмотрел на туфли, потом – на девушку. Загорелая кожа, рубашка грубого полотна. Никаких украшений, даже обруч, удерживавший длинные, рассыпавшиеся по плечам волосы, сделан из простого металла. При этом – нежнейшие черты, огромные пленительные глаза, прелестный нос с тонкими крыльями и четко обрисованные губы. Красота этой девушки казалась совершенной и вместе с тем удивительно естественной. То было создание, любовно вылепленное невидимыми руками всесильного Аллаха.