Книги в электронном варианте скачать бесплатно. Новинки

Скачать бесплатно книги в библиотеке booksss.org

расширенный список авторов: А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
A B C D E F G H I j K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
Главная
Бизнес
Интернет
Юмор
Психология
Разное
Как читать скачанную книгу?

Говорит Москва

Автор(ы):Юлий Даниэль

Аннотация книги


aннотация отсутствует

Скачать книгу 'Говорит Москва' Юлий Даниэль

Скачивание книги недоступно!!!




Читать первые страницы книги

Даниэль Юлий (Аржак Николай)

Говорит Москва

Юлий Даниэль (Николай Аржак)

Говорит Москва

БОРИС ФИЛИППОВ. СВОБОДА ПОДНЕВОЛЬНОГО

В России нет свободы печати

но кто скажет, что в ней нет и свободы мысли?

Александр Есенин-Вольпин

И мы сохраним тебя,

русская речь,

Великое русское слово.

Свободным и чистым

тебя пронесем...

Анна Ахматова

Осудили. Печать улюлюкала. Протесты Запада, в том числе и протесты западных писателей-коммунистов, остались, в сущности, без ответа. На суде отклонили показания и ряда советских писателей. Когда на суде над Синявским-Терцем и Аржаком-Даниэлем судья бросил Даниэлю упрёк: "Ваши допущения идут от одного политического образа к другому", - Даниэль с мужественным достоинством ответил: "О том, о чем я пишу, молчат и литература и пресса. А литература имеет право на изображение любого периода и любого вопроса. Я считаю, что в жизни общества не может быть закрытых тем".

- Да, и политика входит составной частью в творчество Аржака. Ведь каждый живет в обществе, каждый дышит воздухом своей эпохи и своего народа. И Даниэль на суде прямо говорил об этом, называя даже ту эпоху, к которой относятся его произведения: годы Сталина и годы Хрущева, как потенциального претендента в новые отцы народа. Он прибавлял при этом, что многие произведения советских авторов послесталинской эпохи, опубликованные в советской печати, в какой-то мере идут даже дальше его, Аржака, в деле разоблачения последствий культа личности. И только избегают некоторых тем и приемов письма, "а в жизни общества не может быть закрытых тем".

Но перед автором стояли задачи, идущие несравненно дальше, а, главное, глубже, чем в обычных и привычных продуктах производства советского литературного цеха. Отнюдь не изготовление подкрашенных картинок для элементарного учебника советского (или антисоветского) обществоведения. Нет, разными средствами, разными литературными приемами, но Аржак стремится всегда к одной, по существу, основной задаче: наиболее полному и яркому раскрытию внутреннего человека, всегда и повсюду живущего в каждом из нас "человека из подполья". В этом Аржак - прямой наследник основной линии русской литературы Гоголя, Достоевского, Розанова. Конечно, язык, приемы письма, смелость мысли Аржака не имеют ничего общего с убогим и отставшим на двести лет от общеевропейского развития литературы дифирамбическим социалистическим реализмом.

Уже наиболее несовершенный художественно, самый ранний по времени написания, рассказ "Руки" - интересный психологический этюд. Автор отнюдь не становится в позитуру обличителя, моралиста. От всяческих оценок отказывается раз и навсегда. Просто изнутри, словами самого героя рассказа (прием, применяемый автором во всех его произведениях), - рисует душевное состояние палача по партназначению: "Работка не так чтобы трудная, а и легкой не назовешь". И образ искреннего твердокаменного коммуниста, низового партийного работника вылеплен крепко, уверенной художнической рукой. Ну, тяжко. Ну, противно. Без большой водки и обойтись нельзя. Но навеки вколочен, как "Отче наш", незыблемый принцип: "Надо. Не кончишь его сейчас, он, гад, всю Советскую Республику порушит". И автор не осуждает: он жалеет своего героя. Рассказ был бы совсем хорошим, если бы не концовка его: "рационалистическое" объяснение произошедшего, отнюдь художнически не убедительное.

Любопытно, что и прокурор, и судья, и общественные обвинители от союзов советских писателей СССР и РСФСР ставили в вину Аржаку-Даниэлю... яркость и художественность этого рассказа. В своем заключительном слове на процессе Даниэль недоумевал: "Кедрина сказала: "Вы посмотрите, с какой вообще несвойственной ему выразительностью и яркостью Даниэль изобразил сцену расстрела". Прошу, очень прошу, вдумайтесь, что вы сказали: яркость и выразительность описания служат для доказательства антисоветской сущности"...

"Говорит Москва" - это отнюдь не фантастический реализм. Скорее, его можно назвать реализмом экспериментальным. "Меня увлекло, - рассказывал Аржак-Даниэль на процессе, - что при фантастическом допущении - День открытых убийств - можно показать психологию и поведение людей... В 1960-61 гг., когда была написана эта повесть, я - и не только я, но и любой человек, серьезно думающий о положении в нашей стране, - был убежден, что страна находится накануне вторичного установления нового культа личности. Со смерти Сталина прошло не так уж много времени. Мы все хорошо помнили то, что называется "нарушениями социалистической законности". И вот снова я увидел все симптомы: снова один человек знает всё, снова возвеличивается одна личность, снова одна личность диктует свою волю и агрономам, и художникам, и дипломатам, и писателям. Мы видели, как снова замелькало со страниц газет и на афишах одно имя, как снова самое банальное и грубое выражение этого человека преподносится нам, как откровение, как квинтэссенция мудрости"... И действительно: если допустить, что свыше объявлен День открытых убийств, то все течение событий, поведение людей, их взаимоотношения, их рассуждения - абсолютно реальны и ничем не отличаются от течения событий во время любой советской кампании. "Через день в 'Известиях' появилась большая редакционная статья 'Навстречу Дню открытых убийств'. В ней очень мало говорилось о сути мероприятия, а повторялся обычный набор: 'Растущее благосостояние - семимильными шагами подлинный демократизм - только в нашей стране все помыслы - впервые в истории - зримые черты - буржуазная пресса...' Еще сообщалось, что нельзя будет причинять ущерб народному достоянию, а потому запрещаются поджоги и взрывы. Кроме того, Указ не распространялся на заключенных. Ну, вот. Статью эту читали от корки до корки, никто по-прежнему ничего не понял, но все почему-то успокоились. Вероятно, самый стиль статьи - привычно-торжественный, буднично-высокопарный - внес успокоение. Ничего особенного: 'День артиллерии', 'День советской печати', 'День открытых убийств'... Транспорт работает, милицию трогать не велено - значит, порядок будет. Все вошло в свою колею". И, как это чаще всего бывает, и эта очередная кампания не принесла заметных, ощутимых результатов. К ней, в общем, отнеслись инертно. Даже личные счеты чаще всего не свели. Ужасное, преступное, клеветническое утверждение, невероятное экспериментальное утверждение (так говорили на процессе и прокурор, и судья, и общественные обвинители)? Нет, почему же: Даниэль на процессе резонно возражал, указывая, "что возможно повторение страшных времен культа Сталина, что это может повториться. А тогда... происходили события куда более страшные, чем описано у меня - массовые репрессии; высылка и уничтожение целых народов. Описанное мною по сравнению с этим - детские игрушки"...

И что же: привычные ко всему советские люди оказались много, много лучше, чем предполагалось: День открытых убийств, вся эта грандиозная кампания сорвалась. Но показ психологии персонажей рассказа, показ их реакции на новое постановление, показ их поведения - подлинный, высокий реализм. Экспериментальный метод автора позволил обострить все ситуации, показать жизнь под новым и неожиданным углом зрения. И - вопреки мнению Шемякина суда, осудившего писателей на каторгу, - следует сказать, что советские люди показаны в повести скорее благожелательно, отнюдь не карикатурно.

"Человек из МИНАПа" также написан в плане экспериментального реализма. И вовсе не такого уже фантастического. Ведь вопрос о планировании деторождения, даже об определении не только пола, но и способностей зарождаемого нового гражданина - вопрос, серьезно обсуждаемый современной наукой. Ну, прозаик, конечно, не биолог-генетик, не врач - его способ показа явлений иной. На суде Даниэль говорил по поводу этого рассказа: "Нет никаких оснований говорить, что рассказ направлен против морали и этики советского общества. Почему я его написал? Среди моих друзей много ученых, один из них мне рассказал о шумихе вокруг Башьяна и Лепешинской (я не равняю эти два имени), рассказал, что сенсации нанесли вред нашей науке. По поводу этой шумихи, а не по поводу этой науки и был написан этот рассказ". Заметим, кстати, что Ольга Борисовна Лепешинская - явление того же порядка, что и Т. Д. Лысенко, кстати, написавший основную монографию о Лепешинской.

Наиболее значительным произведением Аржака-Даниэля является, несомненно, "Искупление". Идея ответственности каждого человека за поступки всех людей - и ответственности всех за каждого - одна из краеугольных идей большой русской литературы. И уже повесть "Говорит Москва" заканчивалась у Аржака знаменательными словами: "Я иду и говорю себе: 'Это - твой мир, твоя жизнь, и ты - клетка, частица ее. Ты не должен позволять запугать себя. Ты должен сам за себя отвечать, и этим - ты в ответе за других'. И негромким гулом неосознанного согласия, удивленного одобрения отвечают мне бесконечные улицы и площади, набережные и деревья, дремлющие пароходы домов, гигантским караваном плывущие в неизвестность. Это - говорит Москва". Эта идея - ответственности всех за каждого и каждого за всех, ответственности не только за содеянное, но и за то, что человек или общество не помешали сделать зло, воздержались основной стержень "Искупления": "Вы действительно ничего не понимаете... Во-первых, я категорически заявляю, что каждый человек хоть раз в жизни причинил вред другому: и вы, и он, и я. Во-вторых, - и это самое главное - вы виноваты в том, чего не сделали. А что, разве вас не преследуют призраки несовершенного? Разве вам не мерещатся по ночам эмбрионы поступков, жертвы абортов - начинания, которым вы сделали искусственный выкидыш". И ряд героев повести мучит не то, что они сделали, а то, "что они могли сделать, да не сделали! О чувстве вины за бездействие". И искупление - в том, чтобы безвинно принять на себя всю тяжесть незаслуженного обвинения - и незаслуженного наказания. И эта идея - не только идея персонажей "Искупления": в своем последнем слове на суде Даниэль сказал, что написал эту повесть потому, что считает, "что все члены общества ответственны за то, что происходит, каждый в отдельности и все вместе".

Книгу Юлий Даниэль Говорит Москва скачать бесплатно,

Другие произведения авторов/автора



Руки
Человек из МИНАПА
Искупление
Top-10
авторов книг
А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я