ПРЕДИСЛОВИЕ
Притягательная сила «благословенных островов» по-прежнему велика. Расширение наших географических познаний развеяло миф о существовании Эдема, земного рая, и никто уже не бороздит моря и океаны в поисках его реальных берегов, однако желание оказаться за таинственной чертой, в местах, недоступных простым смертным, и лихорадочная погоня за эзотерическими откровениями не перестают будоражить умы наших современников.
Подобно тому как некогда блаженные, погруженные в свои грезы странники садились в утлые суденышки, не замечая надвигающегося шторма, и плыли к горизонту, где небо и земля словно для того и сходятся, чтобы скрыть от любопытных взоров секреты безмерно далеких просторов, точно так же и в наши дни зачарованные толпы следуют за нелепыми, рядящимися в пестрые карнавальные одежды шарлатанами или псевдочародеями, уповая на обещания обманщиков указать им дорогу в благодатный край духовности.
Устремления большинства нынешних любителей миражей, не менее восторженных, чем их наивные предшественники, тоже обречены на полный крах.
Во время моих странствий мне часто доводилось сталкиваться с многообразными, подчас невероятными и забавными, подчас бесконечно жалкими проявлениями мира спиритов, начинающих оккультистов, членов тайных обществ и прочих чудаков, совершающих диковинные обряды. Я задалась целью в этой книге отобразить хотя бы часть представших моим глазам «человеческих феноменов». Быть может, это сочинение позабавит кое-кого из моих читателей, но мне хочется надеяться, что остальных оно наведет на размышления, ибо честный и благородный путь к высоким духовным целям усеян терниями и чреват множеством заблуждений.
I
Одна из моих приятельниц, жившая тогда в Англии, прислала мне журнал, светло-голубую обложку которого украшали странные рисунки. В приложенном к нему письме говорилось: «Поскольку ты интересуешься вопросами религии, тебе, вероятно, доставит удовольствие знакомство с "Высшей Мудростью", печатным органом некоей секты восточного толка. Миссис Морган — ты встречалась с ней у меня в доме — тоже о нем знает».
Несколько дней спустя, воспользовавшись солнечной погодой, я отправилась после полудня в Кембрийский лес[1], захватила с собой журнал и, устроившись на скамейке перед зеленой площадкой возле «Молочного ресторана», принялась его листать, выхватывая наугад отдельные абзацы.
Содержание статей вполне соответствовало загадочной символике обложки. Их авторы изъяснялись на своеобразном языке, изобиловавшем терминами, заимствованными из санскрита, а также экзотическими выражениями, происхождение которых оставалось для меня неясным. Должно быть, это принятая в секте манера выражения, подумала я, памятуя о том, что многие пиетисты[2]* любят использовать особый стиль, именуемый шутниками «ханаанским[3]* наречием».
Если язык, на котором писали сотрудники «Мудрости», показался мне причудливым, то теории, которые они излагали и, более того, развивали с крайней безапелляционностью, выглядели не менее странно.
Много, очень много времени прошло с тех пор, но я представляю себе эту сцену столь живо, будто она происходила лишь вчера: лучи солнца пронизывают листву и пестрят траву пятнами света и тени; я, совсем еще юная, сижу на скамье, просматриваю лежащий у меня на коленях журнал и, помнится, восклицаю вполголоса: «Эти люди сошли с ума!»
Так или иначе, но именно им было предначертано Судьбой сыграть в моей жизни весьма важную роль и ввести меня в качестве доброжелательной, но не теряющей здравомыслие наблюдательницы в шумное и пестрое сообщество путешественников, бороздящих без компаса смертельно опасный океан грез и фантазий.
Впоследствии моя подруга уехала из Англии, однако любезная миссис Морган продолжала не только регулярно снабжать меня «Высшей Мудростью», но и другими аналогичными изданиями.
В результате я узнала о существовании довольно значительного количества небольших сект, схожих с той, что издавала журнал «Высшая Мудрость», одинаково кичащихся своим исключительным правом собственности на эзотерические учения, овладение которыми якобы открывало посвященным доступ в высшие духовные сферы, неведомые невежественной толпе.
Вскоре мне стало очевидно, что последователи этих различных школ отнюдь не питают по отношению друг к другу сердечных братских чувств.
Впрочем, я не особо зачитывалась газетами и брошюрами, которые мне присылала миссис Морган, так как в ту пору была поглощена штудированием истории гностических[4]* сект и их учениями — по меньшей мере неожиданное увлечение для девочки. Тому, кто верит в цепочки перевоплощений одной и той же духовной сущности, одного и того же эго, уместно заподозрить, что в моей скромной особе воплотился какой-нибудь старый богослов, получивший в наказание за некий проступок обидное женское обличье.
Как-то раз я в шутку поделилась своей гипотезой с одной очаровательной женщиной — членом Общества Великого Аркана — и, к моему изумлению, та отнеслась к ней вполне серьезно. При этом моя собеседница стала в свою очередь утверждать, что в ней самой воплотилась царица Кипра. О какой именно царице Кипра шла речь? Увы, она не сумела дать точного ответа.
Впрочем, подходы к идее реинкарнации могут быть различными, и некоторые из них вполне разумны.
Как бы то ни было, я появилась на свет не только с врожденной жаждой путешествий, отчего в детстве постоянно убегала из дома, движимая желанием узнать, что находится за пределом, ограничивающим мое поле зрения, будь то калитка сада, поворот дороги либо линия горизонта, но и с интересом к религиозным верованиям, который начал проявляться с самых ранних лет. Я нисколько не сомневалась в том, что они представляют собой явления первостепенной важности, а значит, что мне надлежит разобраться в них, понять смысл каждого и определить для себя обоснованность их доктрин. Предаваясь этому необычному занятию, я не заблуждалась относительно разнообразия и силы собственных умственных способностей, но, считая себя в некотором роде деисткой[5]* и стремясь приблизиться к истине, уповала исключительно на то, что на меня снизойдет откровение от Бога, перед которым, верила я, все равны в своем величии и ничтожестве: слон и муравей, самый выдающийся из ученых и обыкновенная девочка. Девочка, естественно, — это я. Мне тогда было двенадцать лет.
Двенадцать лет... В большом саду при монастырском пансионе я беседую с одной из однокашниц, почти «взрослой»: ей четырнадцать.
— Как ты понимаешь Троицу? Три Сущности, которые составляют единое целое?
— Они говорят, что это таинство...
— Не такое уж и таинство, раз им известно, что их трое.
— Кажется, в Америке есть люди, утверждающие, что сущностей не три, а только одна[6], — заявляет четырнадцатилетка, впрочем не вполне уверенная в своей правоте.
— Да ладно! Я вот что тебе скажу, — возражает двенадцатилетка, — одного и того же человека называют по-разному, в зависимости от того, чем он занимается: если он куда-то идет, то — пешеход или прохожий, если путешествует — путешественник, а если произносит речь — оратор... Понимаешь? Au commencement êtait le verbe[7], — продолжает двенадцатилетка. — Le verbe, то есть глагол. Но это, конечно, вовсе не тот глагол из наших учебников по грамматике, который мы спрягаем.
— Разумеется, нет, — соглашается четырнадцатилетка, вынужденная вернуться на почву богословия, — в Евангелии от Иоанна сказано: the Word— Слово.
Четырнадцатилетка — американка и читала Библию по-английски.
— В начале было Слово, — декламирует двенадцатилетка. — Сестра Мария-Елена проговаривает слова из Библии, когда во время грозы ходит по этажам с колокольчиком. Так, по ее мнению, можно уберечься от удара молнии. Ты в это веришь?
— Нет.
Двенадцатилетка упорно продолжает развивать свою мысль.
— Когда Бог говорит, он становится Словом.
— А что такое тогда Святой Дух? — спрашивает старшая.
— Это когда Бог думает...
— Возможно, — подводит черту четырнадцатилетка и присоединяется к группе старшеклассниц, обсуждающих фасон и цвет своих платьев.
Двенадцатилетка остается одна и вновь погружается в раздумья о загадке Троицы, мучившей Соццини[8] и ставшей причиной гибели Серве[9].
Из часовни неподалеку доносятся тягучие и торжественные звуки органа, разливающиеся по саду: настает час обедни.
В уютном старомодном пансионе нас было пятеро «вероотступниц», освобожденных по желанию родителей от посещения богослужений: четыре иностранки, изучавшие французский язык, и я, чье присутствие в нем объяснялось причинами более прозаического характера.
На десятом году жизни со мной приключилось нечто вроде легкой формы малокровия, но мать моя тем не менее забеспокоилась. Как женщина нордического происхождения, она полагала, что щеки голландских или скандинавских девочек должны быть непременно пухлыми и румяными, в то время как мои бледнели с каждым месяцем.
«Заберите дочь из пансиона, где ей одиноко среди девушек старше по возрасту, — посоветовал врач, — и отдайте в какое-нибудь другое заведение, где она окажется в кругу маленьких девочек. Когда ваша дочь сядет за стол со сверстницами, чувство соперничества вызовет у нее повышенный аппетит. Бот и все, что ей требуется».
