Данилов В
Мезеский дневник
В.Данилов
МЕЗЕСКИЙ ДНЕВНИК
В томительном ожидании
Подходил к концу март, а весной и не пахло. По утрам держалась сплошная облачность, днем временами проглядывало солнце, к вечеру или снег начинал падать, или после златоперого заката мороз схватывал так, что в роще неподалеку аж трещали деревья. В лесу и поле снег лежал высоким плотным ярко-белым покрывалом, которое в солнечный день слепило глаза, как зимой.
Прилетели грачи, но их пока мало. На днях видел одного: глухо покрякивая, плетет старательно в одиночку гнездо на вершине березы. Видать, вскорости прилетит и подруга...
Начался апрель. Теплые солнечные лучи разогнали наконец хмурую завесу. Вдоль шоссе, журча и посверкивая, потекли первые весенние ручейки. В палисадниках возбужденно загомонили воробьи.
И забеспокоилось сердце рыболова: куда "направить свои стопы", где сейчас будет добрая подледная рыбалка?
На мой очередной нетерпеливый звонок один из близких знакомых (такой же страждущий рыболов, как и я) с явным облегчением ответил: "Сегодня в двадцать два часа с Ярославского в Кострому, едем на Мезу".
День первый
В Кострому приехали ранним утром. На автобусной станции диспетчер объявил, что до Ямково, куда предложил нам ехать наш новый знакомый Иван, автобусы не ходят. Пришлось ехать в Сущево - место, никому из нас неведомое.
В автобусе нам сказали, что от Сущево до Мезы километров девять-десять, не меньше.
Выйдя в Сущево, мы еще километра полтора прошли вперед по дороге до следующего небольшого села - Невежина.
В селе остановились на постой в просторной избе. Застали собирающихся домой, в Москву, постояльцев, таких же, как мы, рыболовов, которые прожили тут три дня. Расспросили их о рыбалке. Один из них показал нам свой улов в основном подлещики.
Оставив хозяевам - дяде Васе и тете Варе - свои рюкзаки и лишнюю одежду, мы направились к реке.
Моросил дождь. Дул боковой ветер. Идти, лавируя между замысловатыми колдобинами обледеневшей дороги, было с непривычки делом тяжелым. Но иного пути не было.
Иван совсем раскис. Он тащился позади всех в полурасстегнутом полушубке, в модных темных очках, и на лице его застыла гримаса добровольного мученика.
Мои товарищи - Саша и особенно Михаил - подтрунивали над Иваном:
- Ваня, ты бы очки-то снял, а то дождь так и не кончится.
- Смейтесь, смейтесь, - парировал Иван беззлобно. - Вот покажется солнце - запоете по-другому! Я на той неделе пропал бы без очков.
- То на той неделе, а на этой без плаща погибель...
- Ну оог с вами, придется снять очки, а то и впрямь дождь не кончится, да и вы в покое не оставите, - пропыхтел Иван.
Как бы там ни было, а дождь, когда мы миновали лес, вышли к водохранилищу, все-таки прекратился. Ветер же дул с прежней силой. Прямо в лицо. Дорога по льду водоема (колея с успевшей подмерзнуть за ночь водой) была еще тяжелей. Напрямую же к реке пройти было совсем невозможно: пол коркой обледеневшего снега по колено стояла вода.
И вот подошли к реке. Обозначенная чуть выступающими из-подо льда и поросшими кое-где кустами лозняка берегами, она была метров семнадцать-двадцать в ширину и, казалось, убегала от кого-то, пыталась замести следы - так часто петляло ее русло.
Участок, куда мы пришли, считался "низом". Все рыболовы стремились к верхнему течению реки, где уже чернели малые группы и большие скопища "рыцарей пешни и мормышки".
Стоило нам ступить на лед Мезы, как усталость вмиг улетучилась, словно и не было десяти километров разбитой дороги. Михаил с Александром ходко держали курс к главному "лагерю" рыболовов. Мы с Иваном шли не спеша, часто останавливались, чтобы поговорить $ встречающимися по пути рыболовами. Из разговоров стало ясно, что основная масса рыбы еще не зашла в эти края. Изредка попадались сорога и лещ, зато жадно хватал насадку ерш.
Оставив позади несколько излучин с оседлавшими их колониями рыболовов, мы с Иваном приткнулись на "авось" у левого берега в скромном, ничем не примечательном месте. Я опустил в старую лунку мормышку средней величины. Вот уже под лед ушел один метр лески, два, три, но дна все нет. Значит, здесь сильное течение. Сдвинулся метра на три ближе к берегу. Опустил вначале пустую мормышку в старую лунку. Глубина около двух метров. Поднял мормышку с частым подергиванием на полметра - никакого результата. Повторил прием - снова ничего. Насадил крупного мотыля и опустил приманку прямо на дно. Стал ждать, поглядывая на сторожок. Не прошло и минуты, как он дрогнул и резко согнулся. Я подсек и почувствовал значительное сопротивление рыбы. Осторожно подтянул ее к лунке. Это была сорога граммов на шестьсот-семьсот. Иван, сидевший метрах в семи, оставил свое место, подошел ко мне и сел у соседней лунки. Однако наши попытки поймать здесь еше хоть что-нибудь так и не увенчались успехам.
Смотав удочки, направились выше по реке, поближе к нашим товарищам.
Зa крутым поворотом я увидел группу человек в десять, которая вела себя на первый взгляд весьма странно: удильщики перемешались то вверх по реке, то, посидев немного на одном месте, возврашались к старым лункам.
Подойдя ближе, я заметил, как лихорадочно они взмахивали короткими удилищами, пытаясь подсечь рыбу, но результаты были малоутешительными. Рыба не попадалась. А сторожки на удочках все продолжали подрагивать. Подсечки следовали за подсечками, но на крючках оказывались или прялка зелени, или рыбья чешуйка, или прошло-годний лист. И редко кто вытаскивал рыбу.
Михаил, когда я подошел к нему и поинтересовался уловом особыми трофеями похвалиться не мог. Были в его ведре два или три подлещика граммов на триста пятьдесят да густерка чуть поменьше. Что поделаешь, нет клева - и все тут. Очевидно, надо искать рыбу, которая клюет. С этой мыслью я и направился поближе к берегу, к торчавшим из-подо льда былинкам прошлогодней травы.
Здесь было много старых лунок. У одной я и присел. Глубина чуть более метра. Течения почти нет. После нескольких подъемов мормышки до самого льда вдруг клюнул приличный окунь, затем соблазнились мотылем несколько густерок. Нацепив на крючок кисточку мотылей, опустил на дно, а удильник положил на лед. Стал посматривать по сторонам.
Слева от меня сидел паренек лет пятнадцати. У него временами поклевывало: то густерку вытащит, то окуня, то подлещика. Молодец. Как говоится, молодой, да ранний!
Bдруг... чтo это? Моя удочка, проскрежетав по льду, чуть было не угодила в лунку, несколько раз дернулась уже в моих руках и, когда я неосторожно, с излишним усилием потянул ее на себя, "успокоилась" - обрыв лески. По рывкам нетрудно было установить, что оборвала леску очень солидная рыбина. Ну что ж, попробуем еще... Но больше в этой лунке поклевок не было, и я пошел назад, вниз по реке, куда еше раньше направился Саша. Было уже часа три пополудни. Ветер немного поутих, из-за поредевших туч показалось солнце. Все вокpуг ожило, повеселело.
Меня дошал Иван, тоже повеселевший. И было отчего улучшиться ею настроению. - Посмотри, какого красаву я только что приголубил, - он открыл сумку, и я увидел багрового леща килограмма на два.
- Спасибо рыбачку-соседу с багром: не проходил, чертяка, в лунку.
Разговаривая, мы прошли по реке километра два. Я нашел подходящее место: недалеко от берега, там, где река делала крутой поворот и где, как подсказывала моя интуиция, должна была быть крупная рыба. Иван пошел дальше, за поворот.
Мне приглянулась старая, большая в диаметре, явно "лещовая" лунка. Вокруг нее на льду поблескивали крупные чешуйки. Значит, здесь кто-то потрудился. И, наверное, удачно.
Опустив в лунку пустую желтую мормышку-ромбик, я поиграл ею некоторое время у самого дна, а когда стал медленно поднимать, кивок вдруг как бы сам собой подпрыгнул. Я подсек. Леска натянулась и тут же ослабла. "Сход", подумал я. Но что это? Крючок на мормышке обломан - вот так и сход! Заменив мормышку, вновь пытаю удачу в этой же лунке, но уже с мотылем. Едва мормышка коснулась дна, как тут же кивок "занервничал" и немного погодя пригнулся. Подсечка! Сильные толчки вновь сигналят о том, что на крючке крупная рыба. Но так как я сижу на неглубоком месте и в лунку проникает много света, рыба при вываживании сильно "пятится", и когда я уже было подтянул ее к самой лунке, она, внезапно рванувшись, сошла с крючка. И снова выходит из строя мормышка: крючок разогнут. "Черт возьми! Эдак можно испортить настроение целому косяку рыбы да и себе тоже!" Срезаю злополучную мормышку и привязываю другую, с крепким кованым крючком. Не мешкая, посылаю ее в воду. Насадка - кисточка мотылей. Долго не клевало. Видимо, сошедшая с крючка рыбина переполошила всех подо льдом.
А у соседа, сидевшего на ящике метрах в десяти от меня, клюнуло вдруг сразу на две удочки, и он, засуетившись, манипулируя обеими снастями, на которых дергалась подсеченная рыба, встал во весь рост с высоко поднятыми руками и, озираясь по сторонам, как бы взывал о помощи. Оставив свой "пост", я быстро подошел к соседу, взял у него одну из вздрагивающих удочек и стал осторожно подтаскивать рыбу. Вскоре из лунки показалась широколобая голова леща. Взяв рукой под жабры, выбросил его на лед. Рыбина грузно заворочалась с боку на бок, мотая головой и шлепая широким хвостом по льду. У рыболова же, которому я пришел на подмогу, вываживание во второй лунке проходило не столь гладко. То ли лещ оказался крупнее, то ли опыта у соседа моего было недостаточно, то ли взволнован он был чересчур - как бы то ни было, показавшийся на секунду в лунке лещ вдруг ушел назад в воду и был таков. Неудачливый рыбачок, растерянно улыбаясь, смотрел то на лунку, то на меня и не в состоянии был лаже выругаться. Наконец сдавленным голосом изрек:
- Спасибо тебе за этого, - он кивнул на пойманного леща, - а мой того... - пошел догуливать...
Я вернулся к своей лунке. Удочка - на прежнем месте. Осмотрел насадку - мотыль на крючке обсосан. Нацепив кольцом нового мотыля и подсадив еще для верности личинку, опустил мормышку на дно и медленно, плавными движениями стал приподнимать ее. Примерно сантиметрах в шестидесяти ото дна клюнуло. Я подсек и, осторожно выбирая леску, подтянул леща ко льду, затем, крепко ухватив его за голову, вытянул, а вернее, "выдрал" (здесь в ходу это слово) из лунки. В нем наверняка было больше килограмма. Быстро высвободив из лещевой губы мормышку, вновь опустил ее с мотылем в лунку. Секунд через двадцать-тридцать последовала резкая поклевка - аж отдалось в руках, и на льду заиграла алыми плавниками крупная сорога. Она глубоко заглотила мормышку, и мне пришлось изрядно потрудиться, извлекая крючок их глотки.
