Альтов Генрих

Гадкие утята фантастики

Г. Альтов

ГАДКИЕ УТЯТА ФАНТАСТИКИ

Пятьдесят идей Александра Беляева

В рассказе Клиффорда Саймака "Необъятный двор" посланцы инозвездной цивилизации, прибыв на Землю для установления торговых контактов, неожиданно отказываются покупать какие бы то ни было товары. Пришельцев интересует только один товар - новые идеи. И герой рассказа разъясняет обескураженному представителю ООН: "Это их метод работы. Они открывают новую планету и выменивают идеи. Они уже очень давно торгуют с вновь открытыми мирами. И им нужны идеи, новые идеи, потому что только таким путем они развивают свою технику и культуру. И у них, сэр, есть множество идей, которыми человечество могло бы воспользоваться..." *

"Необъятный двор" впервые был напечатан в 1958 году, а три-четыре года спустя и в самом деле появились оптовые покупатели новых идей. Это были, однако, не космические пришельцы, а ученые, закладывающие основы футурологии - науки о прогнозировании будущего. Главным же поставщиком новых идей оказалась научно-фантастическая литература.

Конечно, фантастике и раньше случалось сбывать свои идеи науке. Но ученые, по правде сказать, не слишком любили подчеркивать, что родословная открытий и изобретений нередко начинается с выдумки писателя. Ах, каким непрактичным купцом была фантастика! Она отдавала золотые плоды воображения и получала взамен мелочные придирки и снисходительные взгляды свысока.

Один такой эпизод заслуживает, чтобы о нем рассказали, уж очень он характерен. В 1964 году журнал "Вопросы психологии" опубликовал две статьи о гипнопедии. Как водится, изложение начиналось с истории вопроса. В одной статье летоисчисление велось с исследований О. Хаксли, выполненных в 1932 году, и последующих опытов М. Шировера. Вторая статья указывала, что опыты ставились еще за десять лет до О. Хаксли - в морской школе во Флориде. Так или иначе, все выглядело вполне солидно: никакой фантастики, гипнопедия начинается с научных исследований. Однако очень

* "Экспедиция на Землю", изд. "Мир", 1965, стр. 410.

скоро журналу пришлось выступить с уточнением. Оказалось, что О. Хаксли исследований не вел, а описал гипнопедию... в фантастическом романе. Шировер же создал гипнопедические приборы... в научно-фантастической новелле "Цереброфон". В 1947 году инженер Э. Браун по заданию Шировера сконструировал аппарат "дормифон" - комбинацию патефона с электрическими часами и наушниками, и год спустя Р. Элиот применил этот аппарат для обучения студентов во время сна. Что же касается экспериментов в морской школе, то их просто-напросто не было: это отголоски эпизода из фантастического романа Гернсбека "Ральф 124С41+", опубликованного еще в 1911 году.

Такая вот совсем неакадемическая родословная обнаружилась у гипнопедии: сначала идеи в научно-фантастических произведениях, потом неказистый прибор, сооруженный по подсказке фантаста, и, наконец, первые реальные опыты...

Надо сразу сказать: механизм воздействия фантастики на науку не сводится к простой формуле "фантаст предсказал ученый осуществил". Отлично работают и самые неосуществимые идеи. Просто их работа тоньше: они помогают преодолевать психологические барьеры на путях к "безумным" идеям, без которых не может развиваться современная наука.

Благодаря фантастике в нормальный (и потому не сулящий особых открытий) ход мыслей врываются неожиданные ассоциации. В волшебных лучах фантастики мысль чаще подвергается мутациям, увеличивается вероятность возникновения новых идей. Научно-фантастическая литература, как справедливо заметил А. Кларк, увеличивает гибкость ума, повышает готовность принять новое. И внимательный наблюдатель мог бы заметить: чтение фантастики постепенно становится элементом профессиональной подготовки и тренировки ученого. Еще немного и курс НФ-литературы войдет в учебные программы вузов. Во всяком случае, в учебную программу недавно созданного Общественного института изобретательского творчества уже включен курс фантазии: систематическое изучение научно-фантастической литературы, освоение приемов получения новых фантастических идей и упражнения по развитию творческого воображения...

Только сейчас мы начинаем понимать, насколько многообразно взаимодействие фантастики и науки. Футурологов, например, заинтересовали даже не сами фантастические идеи и не способность фантастики воспламенять воображение, а методы, которыми создаются новые идеи.

Следует отдать должное футурологам - они оказались дальновиднее инопланетных купцов из рассказа Саймака. Секреты производства всегда ценнее продуктов производства.

В самом деле, откуда берутся Настоящие Фантастические Идеи?

Оставим в стороне, увы, нередкие случаи, когда фантасты черпают вдохновение из журнала типа "Юного техника". Оставим и те случаи, когда мысли заимствуются у других авторов. К счастью, в золотом фонде фантастики есть сотни подлинно великолепных идей, ошеломляющих неожиданностью, размахом, силой мысли.

"Интересно было бы, - говорил Д. Гранин в одной из своих статей, - изучить, в чем сбывались и не сбывались описания будущего. Как и куда отклоняется развитие науки и техники, в какую сторону ошибаются воображение и чутье. Что может предусмотреть человечество, какие предсказанные сроки совпали".

В первом приближении такая работа проделана: были опубликованы материалы о судьбе предвидений Жюля Верна и Герберта Уэллса **.

Сейчас перед читателем третий экскурс в глубь фантастики - таблица "Пятьдесят идей Александра Беляева".

Общедоступная теория фантастики заманчиво проста. Существуют два (только два!) метода. Жюль Верн использовал метод экстраполяции, количественного

* В альманахе "Мир приключений", выпуск девятый, изд. "Детская литература", 1963.

** В сборнике "Эти удивительные звезды", Азернешр, Баку, 1966.

увеличения: появилась первая и еще очень плохонькая подводная лодка Алстита с электромотором - и семь лет спустя придуман могучий "Наутилус". Уэллс, с его "опытами воображения совсем иного рода", шел от невозможного (этот метод называют интуитивным): путешествия в прошлое и будущее считаются невозможными, - хорошо, так вот вам невозможная машина времени...

Сотни раз повторенная, ставшая привычной и потому кажущаяся до очевидности бесспорной, эта схема разваливается, как карточный домик, при первой же попытке применить ее к фантастике Александра Беляева.

Действительно, Ихтиандр - это "по Жюлю Верну" или "по Уэллсу"? И как быть с Ариэлем?

Схемы всегда агрессивны: они работают по принципу "или-или", третьего для них не дано. И тогда появляются такие объяснения: "Человек-рыба из романа А. Беляева уже существует, но задача эта - добиться возможности длительное время быть под водой - решена иначе, чем предполагал писатель. Летающий человек, описанный Беляевым, - мечта, но миниатюрные летательные аппараты дают возможность подниматься в воздух и двигаться по своему желанию, подобно Ариэлю из фантастического романа". Схема торжествует: Ихтиандр подтянут поближе к достоверной фантастике Жюля Верна, Ариэль отодвинут подальше, к выдумкам Уэллса. И вообще есть акваланг, есть "миниатюрные летательные аппараты", все в порядке... Все в абсолютнейшем порядке, если забыть, что писал Беляев.

А писал он так:

"- Да, очевидно, вы совершенно не поняли сущности задания. Что вы предлагаете? Новый летательный аппарат. Только и всего. Аппарат!.. Но, дорогой мой, нам надо совсем другое! Мы должны создать уникум - человека, который мог бы летать без всякого аппарата, вот так - взял да и полетел..." *.

Нехитрая механика - подменить Ихтиандра аквалангистом, а Ариэля - пилотом "миниатюрного летательного аппарата". Ну, а если без подмены? Если поразмышлять именно над тем, о чем пишет Беляев?

Схема исключает размышление. Или-или. Или научно достоверный Жюль Верн, или откровенно условный

* А. Беляев. Собр. соч., т, 7, стр. 215.

Уэллс. Остальное подлежит решительному искоренению. Вот как это делается: "Все помнят, кбнечно, как барон Мюнхаузен вытащил себя за шевелюру из болота. Можно ли на такой идее построить научно-фантастический роман? Можно. Фантасту можно. Именно на этом базисе создан роман Беляева "Ариэль". Более того - эта оригинальная идея довольно пространно "научно" обосновывается автором, - в этом он невыгодно отличается от бравого барона. И будь даже "Ариэль" жемчужиной мировой литературы, и будь я редактором, и будь Беляев не Беляевым, а Толстым... Великий русский писатель Лев Николаевич Толстой, но я бы сказал ему:

"В таком виде, Лев Николаевич, простите, печатать не могу. Это блестяще, гениально, написано рукой мэтра, но, увольте, не могу..." В подобной ситуации надо культурно, но быстро и энергично обезопасить читателя от автора".

Так пишет В. Смилга в статье "Фантастическая наука и научная фантастика"'. Начав составлять таблицу "Пятьдесят идей Александра Беляева", я вспомнил об этой статье, перечитал ее и уже не мог отделаться от звучащего, как строка назойливой песенки, страшного в своей высокомерной слепоте приговора: "Быстро и энергично обезопасить".

Нельзя не изумляться мужеству Беляева. На протяжении десяти лет критика прилагала все усилия, чтобы обезопасить читателя от его фантастики. Порой это делалось так быстро и так энергично, что больной и далеко не молодой уже писатель отправлялся в поисках заработка на Север, в рыбачьи артели. И вот после критических разносов, после тягучих проработок, после статей, снисходительно поучавших, как надлежит фантазировать, Беляев незадолго до смерти пишет "Ариэля".

Нет, черт возьми, мир устроен не так уж глупо! Есть в этом мире что-то вроде закона сохранения фантазии: вся сдерживаемая эти годы дерзость мысли, весь неизрасходованный запас воображения воплотились в великолепной идее летающего человека.

"- Слушай, Ариэль, слушай внимательно. Теперь ты умеешь делать то, чего не умеет делать ни один