Аркадий ГАЙДАР

ТАЙНА ГОРЫ

Прощался с Верой Реммер не как все. Он раскатисто, звонко смеялся, несколько раз подходил к столику, наливал в рюмку коньяк, возбуждённо опрокидывал её в рот и повторял, улыбаясь:

— Ну, смотри, чтобы никто и ничего, иначе мы можем сорваться.

Оставалось десять минут до того времени, когда за Реммером должен был зайти его товарищ по экспедиции.

Вера посмотрела на часы и улыбнулась. Не потому, что ей было слишком весело, а потому, что её заражала бодрая уверенность Реммера. И, накинув ему на шею петлёй гибкие смуглые руки, она спросила напоследок:

— Виктор… а что если Запольский опять?..

Реммер нервно сдёрнул её руки и ответил не грубо, но резко:

— Это твоё дело. Я не вмешиваюсь и… не будем больше об этом говорить!

Затрещал телефон. Вера взяла трубку. Звонили из редакции, спрашивали:

— Уехал Реммер или нет?

— Нет, сейчас уезжает.

Она хотела передать трубку, но телефон быстро дал отбой. В коридоре послышался стук шагов, пришёл товарищ Реммера — Фёдор Баратов. Он так же, как и Виктор, был одет в серые холщовые бриджи, в рубаху с широким раскинутым по плечам воротом и обут в высокие кожаные сапоги.

— Алло! — вместо приветствия сказал Реммер. — Можно ехать?

— Можно.

Два вещевых мешка были захвачены в левые руки, две охотничьих винтовки — в правые, и все втроём спустились вниз к машине.

Был вечер. На Сибирской возле редакции кричал громкоговоритель:

— Проект концессии на разработку золотых приисков в верховьях Вишеры…

Мимо проезжали машины с иностранцами, в большинстве янки.

— И откуда их так много набралось! — сказала Вера. — Рыщут и рыщут. Вчера на пароходе человек двадцать приехало.

Реммер сел в машину последним.

— Алло! — крикнул он шоферу. — Дай ход…

Но прежде чем шофёр успел нажать ногой педаль, к дому с треском подлетела мотоциклетка, и телеграфист, не соскакивая с сиденья, кинул Виктору телеграмму.

Он распечатал, оттолкнул рукою дуло винтовки, и кривая усмешка перекосила его ровное лицо:

— Стоп!..

Не раскрывая дверцы, он легко перескочил через борт машины на мостовую, вбежал в дом и нажал кнопки телефона, автоматически соединяясь с редакцией:

— Это вы?.. Я только что получил телеграмму о том, что Штольц проверил и подтверждает всё, он успел уже на три дня раньше… Я не особенно доверяю Штольцу… Да, да… Я имею на это основание и всё-таки еду сам…

Он вышел, на ходу поцеловал в щеку Веру и вскочил в машину. Шофёр вовремя нажал рукой рычаг, отпуская тормоз, и машина, загудев, понеслась к пристани.

Это было ровно в девять часов вечера, 25 июня 1925 года [1].

В половине девятого, в тот же вечер, с запада прилетел двухместный аэроплан, и бритый серый англичанин в костюме, немного помятом в дороге, подъехал к квартире Реммера. Там он оставался не более трёх минут, ибо в ней никого не было, кроме уходящей домой Веры. И Вера слышала, как он сказал своему спутнику по-английски:

— Джон, через час вы вылетите в Чердынь и передадите ему этот пакет…

Ночь 25 июня 1925 года была замечательна и тем, что в самой большой гостинице города в четырнадцатом номере повесился человек, только что перед этим прописавшийся Сергеем Кошкиным, танцором-чечёточником, 52 лет от роду.

В IV классе парохода «Красная Звезда» было шумно и оживлённо, но тесно до отказа. Никогда раньше пароходам Камы не приходилось перевозить такую разношёрстную буйную публику. Слухи о больших изыскательных работах в горах, в верховьях Вишеры, заставили хлынуть туда тысячи человек из южных губерний СССР.

Все те, кто околачивался раньше без дела в Одессе, Ростове, Новороссийске, собрав несложные манатки, быстро перебрасывались с юга, через Пермь, на север.

Ходили слухи об открытых американцами сказочных богатствах, о находке самородков. И хотя точное местонахождение этих залежей ещё никому не было известно, хотя никто ещё не видел ни одного человека, нашедшего самородок хотя бы в два грамма весом, однако все чувствовали, что раз американцы взялись, значит что-то тут да есть.

Позади огромных мешков с войлоком в укромном углу сидели два человека. Осторожно оглядываясь, один из них время от времени отворачивал борт рваного ватного пиджака и, не вынимая из кармана бутылки с дешёвым коньяком «Экстра», наливал жестяную кружку, подставленную товарищем. Оба по очереди рывком опрокидывали коньяк в глотки, затем из другого кармана извлекалась тонкая ненарезанная чайная колбаса, от которой сразу отхватывалось зубами полчетверти.

Реммер, как и всякий журналист, был любопытен. Он спустился вниз и, усевшись на мешки, разговорился с одним вятским мужичком.

— Куда, дядя, едешь? — спросил он, угощая того папиросой.

— Куды?! — добродушно ответил тот. — Известно, куды все, туды и я…

— А зачем?

Мужичок удивлённо посмотрел на него, потом ответил, закуривая:

— Да ведь как же, у нас хлеба кажный год плохие, кажное лето мужики на отхожие промысла уходят. И я ходил раньше либо канавы рыть, либо по штукатурке. А тут такое дело вышло, попёр народ туды. Ну, думаю, дай и я тоже, авось счастье выйдет!

Потом, почему-то снижая голос, добавил, растягивая слова:

— Говорят, которым людям удача бывает, ба-а-альшущие куски находют. По хунту, а то и больше…

Реммер улыбнулся, хотел ответить, но не сказал ничего, потому что из-за мешков услышал, как чей-то подвыпивший голос негромко, но резко сказал:

— А я тебе говорю, что Штольц заплатит.

— Ды ни-столько!..

— Нет, столько…

— Да если твоего Штольца со штанами продать, откуда он возьмёт столько?!

— Не знаю, — менее уверенно, но всё же твёрдо ответил другой. И потом совсем тихо, так тихо, что Реммер еле-еле услышал, добавил: — А не заплатит, так не видать ему ни одной бумажки…

Реммер весь насторожился, но больше разобрать ничего не смог…

Он пошёл к себе в каюту.

— Тебе радиограмма, — сказал ему Баратов.

Реммер разорвал. Вера сообщала: 1. Какой-то человек на аэроплане вылетел в Чердынь, чтобы передать тебе пакет. 2. Из Киева сообщают, что ничего не известно.

Первый пункт Реммера озадачил, второй — вызвал складку на лбу: вторым пунктом он был недоволен.

— Алло! — сказал он, подавая Баратову депешу. — Что это за аэроплан?

Тот удивлённо пожал плечами, не зная, что ответить.

В это время в дверь каюты постучал матрос и сообщил, что Реммера вызывают из Перми по беспроволочному телефону. Он подошёл. Говорила Вера. Она сообщила, что два часа тому назад кто-то со стороны веранды вырезал стекло и, проникнув в комнату Реммера, взломал ящики письменного стола! Сейчас работает угрозыск.

Вместо того чтобы нахмуриться или взволноваться, Реммер рассмеялся и ответил спокойно:

— Верочка, не беспокойся… Ничего особенного там не было…

Когда он отходил от аппарата, лицо его выражало сильнейшее удовольствие, и по губам прошла широкая весёлая улыбка.

Пожилой англичанин, пьющий у стойки буфета виски, удивлённо посмотрел на странную, ничем не оправдываемую улыбку русского и протянул руку за следующей рюмкой. А Реммер распахнул дверь каюты, бросился на койку и сказал Баратову:

— Пока всё очень хорошо. Ящики взломаны…

И, быстро раздевшись, лёг спокойно спать.

По делу о взломе ящиков в квартире Реммера Веру вызвали в угрозыск. Её начальник, товарищ Седых, был ей хорошо знаком. Он спросил её о некоторых подробностях, о том, не известно ли ей, похищены какие-либо вещи или нет?

— По-моему, нет, — ответила Вера. — Я говорила с Виктором по радио, и он передал, что ничего ценного в его ящиках не было…

Вера хотела уже уходить, как взгляд её упал на письменный стол начальника.

— Откуда это у вас? — удивлённо спросила она. — Это, вероятно, взломщики взяли с собой, а вы нашли у них?

И она протянула руку за красной маленькой звёздочкой из уральского камня, на которой были поставлены её инициалы. Но начальник вдруг нахмурился, точно внезапная новая мысль пришла ему в голову. Однако тотчас же улыбнулся и спросил:

— Разве вещичка знакома вам?

— Это звёздочка Виктора. Я подарила ему её как раз в начале весны, когда… — Она запнулась на мгновение, потом тотчас же улыбнулась и добавила спокойно: — Когда я разошлась с мужем и сошлась с Виктором. Но как она попала к вам?

Седых ответил что-то неопределённое, потом, сославшись на занятость, вежливо распрощался.

Едва Вера вышла, начальник вызвал к себе старшего инспектора Балабуша и приказал:

— Телеграфируйте в Чердынь — установить слёжку за журналистом Реммером, вероятно, его придётся арестовать…

Инспектор Балабуш был крайне удивлён. Но инспектор не имел привычки много разговаривать, и если бы его начальник сказал, что надо арестовать самого председателя окрисполкома, значит, у начальника были веские доводы.

В это время Вера сидела в театральном садике, читала какое-то письмо, ела мороженое и была страшно далека от мысли о том, что она сделала…

В Чердыни человек в крагах и авиаторской шапке принёс Реммеру в гостиницу пакет. Там было 10 пятидесятидолларовых бумажек и письмо от одной из крупнейших американских газет, в котором в сухой, чисто деловой форме делалось ему предложение информировать газету о ходе изысканий бассейна реки Вишеры.

Реммер прочёл письмо, посмотрел на каменное лицо авиатора, потом сел за стол и начал писать ответную записку. Но через минуту он разорвал написанное, встал и сказал лётчику:

— Хорошо.

Человеку в крагах, по-видимому, кто-то вполне доверял, ибо человек в крагах не потребовал ни расписки, ни ответа. Он повернулся и вышел.