Андрей Дашков
Кукла
Теплым вечером она гуляла с ребенком в парке. Стояла ранняя осень, и Кристина с наслаждением вдыхала запахи, присущие этой поре, любовалась ковром из опавших листьев, устилавшим газоны и дорожки парка. Между деревьями плыл сизый дым. Горьковатый аромат костров доносился до ее ноздрей… Кристина смотрела, как ее ребенок играет с другими детьми, останавливается, чтобы поднять с земли охапку желтых листьев, бросить их фейерверком вверх, и радостно смеется, когда они дождем падают на него. Потом она звала ребенка и они шли дальше, дальше, в самую глубину парка, куда обычно никто из гуляющих с детьми не забредал.
Кристина всегда тщательно выбирала маршрут этих прогулок, высматривая, что за дети играют впереди и, в особенности, с чем они играют. Если то, что она видела, ей не подходило, всегда была возможность вовремя свернуть на одну из боковых дорожек или отвлечь внимание ребенка и вернуться назад.
Но сегодняшний вечер был просто волшебным и Кристина погрузилась в грезы. Она брела по дорожкам, пропуская эту чудесную осень сквозь себя и думая о тысяче вещей сразу. Ребенок шел за ней, иногда останавливаясь, чтобы поиграть с другими детьми или рассмотреть то, что его интересовало, а интересовало его многое: собаки, гуляющие на поводках, урны, расставленные вдоль дорожек, старики, сидящие на скамейках, фонарные столбы, источавшие в сгущающихся сумерках свет, подобный лунному, узоры из листьев и узоры из теней, лежащие на тротуарах. Потом ребенок Кристины спохватывался, искал ее взглядом и бежал за ней.
В этот вечер Кристина испытывала одновременно и тихую радость, и одиночество, и щемящую тоску. В один из моментов она осознала, что разглядывает мужчин, попадавшихся ей навстречу. Кристина глубоко вдохнула свежий прохладный воздух и вдруг услышала крик своего ребенка.
Она обернулась и лицо ее потемнело. Ребенок стоял среди других детей, а у тех была огромная кукла, почти такая же ростом, как сами малыши. Ребенок Кристины с нежностью держал куклу за руку и звал мать. Его взгляд выражал любовь, жажду обладания и мольбу.
Кристину шатнуло. Она вдруг почувствовала, что этот вечер закончится плохо, но не смогла бы сказать, откуда у нее появилась уверенность в этом. Ребенок просил у нее куклу.
– Пойдем, – сказала она.
– Мама, подари мне такую куклу, – сказал ее ребенок.
– Ну, хватит. Пойдем, – глухо и строго сказала она.
– Мама, все дети играют с куклами, – сказал ее ребенок.
Этот аргумент показался ей слишком взрослым. Она внимательно посмотрела на маленькое существо, стоявшее перед ней.
– Качели, – предложила Кристина, уже зная, что все это безнадежно.
– Я хочу куклу, – упрямо сказал ее ребенок.
– Мороженое, – теряя терпение, произнесла Кристина.
– Я хочу куклу, – печально повторил ее ребенок. Его лицо уже исказила гримаса – предвестница будущей истерики.
Ничего нельзя было изменить.
– Пойдем, – сказала Кристина почти со злостью, взяла ребенка за руку и повела домой. «Я сама во всем виновата. Сама во всем виновата», – крутилась в ее голове одна и та же неотвязная мысль. Она вела ребенка к дому и уже не замечала ничего – ни печальной красоты увядающего мира, ни любимых запахов, ни смутно знакомых лиц. Плач ребенка заставлял ее сердце болезненно сжиматься, но какой-то темный инстинкт требовал, чтобы она оставалась твердой…
Дома ребенок еще долго капризничал и отказался съесть то, что она приготовила на ужин. Но Кристина и сама себе не могла бы объяснить со всей определенностью, почему она отказывается подарить ему куклу. Наконец, она отвела ребенка в детскую и после долгих уговоров ей удалось уложить его в постель. Когда он забылся сном, Кристина включила телевизор и долго смотрела невидящим взглядом на тени, мелькавшие на экране.
У ее ребенка было много игрушек. Но среди них не было ни одной куклы.
Кристина была еще совсем юной, когда умерли ее родители. С тех пор она работала. Работа была неинтересной и тяготила ее, но надо было как-то жить. Ей досталась от родителей квартирка из двух небольших комнат и кухни. Кристина прожила одна несколько лет. Сколько себя помнила, она была одинока. С родителями у нее не было особенной близости, хотя их смерть потрясла Кристину, но так, как потрясает смерть любое юное существо, совершенно не знакомое с ней.
За время, прошедшее после смерти родителей, она была знакома с несколькими мужчинами, но ни с кем из них не была близка. Ни один не заинтересовал ее достаточно сильно и она не считала нужным знакомить их со своим телом. Они так и остались неразличимыми силуэтами на ее внутреннем горизонте.
У нее было несколько знакомых женщин, которых можно было зачислить в разряд приятельниц, но не более того.
Жизнь ее была мучительно однообразной и замкнутой, но порой Кристина ловила себя на том, что и не хочет никаких перемен. Она не любила шумных компаний, громкой музыки, переездов, слишком жаркого лета и слишком холодных зим. Она с ужасом ощутила однажды время как песок, сыпящийся между пальцев, который она была не в силах удержать.
Однажды весной, во время отпуска, когда Кристина бродила по городу, убивая время, она увидела афишу какого-то заезжего кукольного театра. Ветер трепал листок, небрежно наклеенный прямо на стену, и Кристина была вынуждена придержать его рукой. Театр, судя по всему, был третьеразрядным, но что-то заставило ее зайти в небольшой зал в нескольких кварталах от того места.
Она купила билет и в ожидании представления проскучала в фойе, хотя и позволила себе съесть одно из своих любимых пирожных.
Ее место оказалось в первом ряду, прямо перед сценой, и это ей не понравилось. Кристина ощутила какое-то неудобство, словно ее оставили наедине с незнакомцем и почти заставили участвовать в каком-то действе, которое было ей абсолютно чуждым.
Спектакль ей не понравился. Куклы показались Кристине довольно реалистичными, но, поскольку она думала о чем-то своем, все, что они делали на сцене, было непонятным ей и непредсказуемым. Она рассеяно глядела на их мышиную возню, смену действующих лиц, морщилась от слишком громких реплик и все это вскоре смертельно наскучило ей…
Она с облегчением вздохнула, когда пьеска закончилась. Вместе со всеми Кристина несколько раз вяло хлопнула в ладоши.
Потом на сцене появился человек в белом костюме, представивший актеров и сказавший несколько слов о куклах и своем театре. Его почти никто не слушал. Зрители начали расходиться. Кристина осталась в своем кресле, решив подождать, пока схлынет толпа у выхода из зала. От нечего делать она стала слушать человека в белом. Видимо, обрадовавшись тому, что нашел хотя бы одного благодарного слушателя, человек продолжал говорить, уже обращаясь прямо к ней. Он рассказывал что-то о своих куклах, все приближаясь и приближаясь к ней, и когда он закончил, то оказался совсем рядом с Кристиной.
– Вам ведь понравилось, правда? – спросил он с нескрываемой надеждой, наклонившись к самому ее лицу и обдав его горячим дыханием. Кристина почувствовала внезапное отвращение, вскочила на ноги и направилась к почти уже освободившемуся выходу. Человек в белом отшатнулся и крикнул ей вслед:
– Приходите завтра!
Кристина не обернулась. Странно, что он мог подумать, будто ей захочется пойти еще раз в этот скучный балаган.
Но прошли сутки. И следующим вечером Кристина стояла у окошка театральной кассы.
Спустя два дня после случая в парке Кристина возвращалась с ребенком домой. Они провели вечер у одной из ее знакомых. Кристина выпила и сейчас ощущала себя немного навеселе. Ребенок тоже был странно возбужден и все время смеялся. Кристине приходилось сдерживать его.
Войдя в коридор, она сбросила туфли и заставила ребенка раздеться, а сама прошла в комнату и зажгла свет. И тут же испуганно вскрикнула. В кресле, стоявшем в углу, сидела большая розовая кукла. Кукла была раздета, пластмассовые руки и ноги торчали в стороны, бесполое тело опиралось о спинку кресла, голова немного неестественным образом наклонялась вперед.
Кристине стало страшно. Она настороженно обошла квартиру, еле сдерживаясь, чтобы не позвать кого-нибудь из соседей. Конечно же, в квартире никого не было, да и не могло быть. Все осталось по-прежнему, за исключением этой проклятой куклы…
Тем временем в комнате появился ребенок и с радостным криком бросился к вожделенной игрушке. Но Кристина опередила его. Она схватила куклу за волосы и подняла высоко над собой.
Ребенок закричал.
В каком-то трансе Кристина рассматривала куклу. Та была не новой, кое-где потертой, два пластмассовых раскрашенных глаза были полузакрыты веками с длинными ресницами, жесткие волосы какого-то неопределенного цвета кольцами закручивались на голове.
Суеверный ужас вызывало у Кристины только само появление этой куклы в ее квартире. Если это шутка или розыгрыш, то кто был способен на такую шутку? И ведь для этого еще нужно было все-таки проникнуть через запертую дверь! Не говоря уже о том, что никто, кроме, может быть, одного человека, не знал о ее маленькой жутковатой тайне – причине того, что среди игрушек ее ребенка не было кукол…
А ребенок исходил криком. Кристина очнулась, швырнула куклу в коридор, схватила ребенка, усадила на диван и принялась, как могла, успокаивать его, держа за руки. Она говорила что-то о чужих игрушках, которые они, конечно же, не могут взять, о том, сколько разных интересных штук существует в мире, о завтрашних прогулках, но все было тщетно. Ребенок был по-детски упрям и безутешен. Осознав бесплодность своих усилий, Кристина оттолкнула его, схватила куклу и, набросив пальто, выбежала во двор.
Контейнеры для мусора, стоявшие около глухой кирпичной стены, были наполовину пусты. Она бросила чертову куклу в один из них и прикрыла контейнер металлической крышкой. Потом постояла немного, глядя на луну, плывущую над крышами. Из окон ее квартиры доносился тихий плач ребенка. Кристина нащупала в кармане давно забытую пачку сигарет, достала одну и закурила. Впервые за много-много дней.
