Андрей Волос

Алфавита. Книга соответствий

Друзьям.

Автор, самонадеянно потщившийся описать жизнь в алфавитном порядке, отдает себе отчет в том, что б б ольшая часть сей хаотической книги выглядит неправдоподобно, а подчас и просто нелепо. Вряд ли эти истории достойны прозвучать даже в компании самых непритязательных слушателей. Будучи же вынесены на всеобщий суд, они не могут не вызвать единодушного осуждения.

Алфавитное расположение статей и наличие перекрестных ссылок в тексте способно сбить с толку разве что самого простодушного и неопытного читателя, который, возможно, купится на эти наивные ухищрения. Сколько-нибудь опытный и разумный человек сразу скажет, что энциклопедическая форма носит совершенно искусственный характер и ни в коем случае не устраняет того ощущения необязательности, что остается после ознакомления с содержанием этого труда.

Я согласен: единственное, что оправдывает его существование, – это отсутствие хоть какой-нибудь выдумки.

Возможно, подобного оправдания все же недостаточно.

Но что делать – такова жизнь!..

Абхазия

В Алахадзе мы приехали… не знаю, почему мы приехали в Алахадзе.

Вообще, никому не известно, как это все подчас происходит. В общем, сели – и поехали.

И приехали в Алахадзе.

Слава был очень умный молодой человек. Мы с ним работали вместе.

Кроме того, он изучал философию.

Жарило октябрьское солнце, с моря дул холодный ветер, а мы лежали на грязной гальке, и Слава использовал свой шкодливый ум, чтобы подначивать меня на новые знакомства. Я знакомиться не очень хотел, но он то и дело поворачивал разговор таким образом, что мне приходилось вставать и вновь идти испытывать судьбу, пытаясь отрекомендоваться очередным двум девушкам.

Солнце проникало под кожу и будоражило кровь, и вид у меня был, должно быть, шаловатый. То ли по этой причине, то ли просто потому, что все они были грузинками и желали встретить на жизненном пути соплеменника, девушки знакомиться категорически не хотели.

Предложение перекинуться в картишки наполняло их красивые глаза неизбывным ужасом.

Ближе к вечеру мы собрали вещички и пошли домой.

Мы снимали одну из комнат большого двухэтажного дома. Дом принадлежал пожилому усатому армянину (см.). Оказалось, что каждое утро начинается совершенно одинаково.

Без чего-то семь муж дочери хозяина заводил под нашим окном нещадно трещавший мотороллер.

Следом за ним выбегала его жена – собственно, дочка хозяина, – и ровно до без двадцати минут восемь они дико орали друг на друга.

Орали по-армянски, я ничего не понимал, да и они, похоже, плохо себя понимали.

Не знаю, на что они списывали расход бензина.

Потом он уезжал, она шла досыпать или готовить баклажаны.

Через час выходил хозяин и целый день гулял по участку, меланхолично рассматривая свою мушмулу.

Однако вечером первого дня мы еще не знали утреннего распорядка. Не знали и того, что в нашем положении лучше всего лежать, стеная и с отвращением размазывая друг по другу простоквашу. Так мы провели последующие двое суток. А этим вечером Слава предложил идти на танцы.

Честно сказать, я засомневался. Слово "танцы" вообще никогда не вызывало во мне энтузиазма. А уж танцы в абхазской деревне и вовсе представились довольно сомнительным предприятием.

Однако Слава сообщил, что он уже все пронюхал – сегодня танцы происходят в санатории "Кодори", принадлежащем МВД ГрузССР. То есть там будут одни менты, что обещает совершенную безопасность.

Информация про то, что там будут одни менты, тоже не вызвала во мне радости (см. Персик ). Я сослался на погоду – к вечеру ветер с моря стал очень холодным.

У него и на это нашелся ответ. Он полез в сумку и протянул мне свитер.

Это был синий свитер с красной полосой на груди. Полоса шла чуть наискось, придавая одеянию специфический военно-спортивный характер.

Кроме того, свитер был мне несколько маловат. Поэтому, когда я, уступая настоятельным просьбам товарища, все-таки в него облачился, из зеркала на меня ошалело вытаращился почти совсем готовый

"бэтмен". Или человек-паук. Для завершения образа недоставало только черной маски.

Естественно, оказалось, что Слава наврал: в "Кодори" сегодня танцев не было. Слава заметил, что можно прошвырнуться до городской площадки. Я спросил у него, как площадка может называться городской, если расположена в пусть и разлапистом, но все же селе, и есть ли у него опыт посещения танцев на подобных площадках.

У меня самого он был, и довольно печальный.

Слава выразил сомнение в том, что мой опыт можно применять к законам нового времени.

Я только пожал плечами. Должно быть, уже начинали сказываться последствия солнечного ожога: чувство самосохранения перестало играть свою столь важную для любого организма роль.

Однако, увидев в натуре то, что называлось городской площадкой,

Слава несколько присмирел.

Танцы пока не начались, и оставалось неясным, как они могли бы осуществиться в будущем.

На полукруглой эстраде стояли двое. Первый держал электрогитару.

Показав второму какой-то сложный "квадрат", он передавал инструмент напарнику, и тот пытался повторить.

– Да не так же! – говорил первый, добавив кое-что непечатное.

Динамики разносили его голос далеко по округе. – Вот смотри!

И снова воспроизводил этот чертов "квадрат".

Метрах в двадцати от эстрады стояла скамья. Каменно прижавшись друг к другу, на ней сидели две девушки. Их отчаянный вид показывал, что скамью они считают своим последним убежищем и никому не удастся оторвать их от нее даже подъемным краном.

Пространство так называемой площадки плавно перетекало в парк. Парк рассекали три рукава большого ручья. Через каждый из них был перекинут легкий металлический мостик с кружевными проволочно-арматурными перильцами.

По аллеям между водными артериями прохаживались какие-то тени.

– Вот козел! – говорил человек, показывавший "квадрат". – Дай сюда!

Мы встали на одном из мостиков и оперлись спинами о перила.

– Похоже, танцев не будет, – вяло сказал я. – Десятый час.

– Да-а-а, – отозвался Слава, разглядывая эстраду. – Не близка им

Терпсихора.

Умничал он совершенно напрасно. Лучше бы посмотрел в другую сторону, чтобы, как и я, увидеть группу из пяти человек, неспешно всходившую на наш мостик.

Железо ахнуло под ногами, и Слава повернул голову.

– Ну что? – заинтересованно спросил первый. – Наших девок пришли кадрить?

Они уже обступили нас, исключив всякую возможность преждевременного, на их взгляд, расставания. За спиной шумела вода.

– Где ты тут девок-то видишь? – равнодушно спросил я.

Должно быть, я и в самом деле сильно обгорел. Немного лихорадило.

Происходящее меня интересовало, но особой его остроты я не чувствовал.

– Вы откуда? – спросил самый старший – лет тридцати. Здоровущий такой крестьянин с бычьей шеей и мощными руками. И похоже, самый разумный. Лидер.

– Да что там разбираться, – бурчал между тем еще один, длинный. -

Мочить давай.

По тому, как вибрировали под моей спиной перильца, я понял, что

Славу колотит крупной дрожью. И подумал, что на его месте я бы снял очки.

– Из "Кодори", – беззаботно сказал я.

– Я же говорю: надо мочить, – снова буркнул длинный.

– А! Менты, значит, – зловеще уточнил первый.

– Мы-то? – рассеянно переспросил я. – Да как сказать… Ну, в каком-то смысле…

– Блин! – с досадой говорил в микрофон человек, показывавший

"квадрат". – Дай сюда! Дурень!

Честно сказать, я понимал тщетность своих усилий. В таких ситуациях люди с миром не расходятся. Ибо сказано: "Не обнажай в тавернах!"

Пока есть силы терпеть, не обнажай. Но уж если обнажил, деваться некуда: надо мочить.

Было понятно, что старший и разумный не напрасно медлит. Не хотелось ему с нами вязаться. Очень не хотелось. С одной стороны, ничего плохого мы не делали. С другой – из "Кодори". Менты не менты, а все равно в "Кодори" люди просто так не попадают…

Ему нужна была соломинка. За которую он мог бы схватиться, чтобы как-то вырулить из этого положения.

И я протянул ему эту соломинку.

– Погодите, мужики, а что за фигня у вас тут в магазине? – спросил я, и с каждым словом мой голос набирал обвинительный пафос. – Это что же такое – в Абхазии нет вина?! Я, конечно, приехал не для того, чтобы пить водку. Но ведь и водки нету!

Пружина слетела с боевого взвода. Они расслабились и дружно загомонили. Правда, длинный еще что-то ворчал, но его не слушали. Он вообще был довольно тупой, этот длинный.

– А! – обрадованно сказал старший. – А что же ты хочешь?

Перестройка! Борьба с пьянством!

– Разве пить сухое абхазское вино – это пьянство? – усомнился я.

– Что ты с ними, с дураками, сделаешь! – Он с горечью махнул рукой.

– Ведь свои мозги не вставишь! Сколько виноградников порубили!..

– Только в Гагре можно купить, – добавил кто-то и сплюнул. – Но это утром надо ехать…

Я пожал плечами:

– Утром лучше на море…

– А вы откуда? – спросил старший.

– Из Москвы, – ответил я, правильно поняв изменившийся смысл вопроса.

– О! С Москвы!.. С самой Москвы? – уточнил он.

– Ну да, с самой, – кивнул я.

– Слушай, – обрадовался он. – А ты Сашу Козлова знаешь?

Я ненадолго задумался.

– Нет, – с сожалением вздохнул я. – Не знаю.

– А я с ним служил, – сообщил он.

– Ну да, – сказал я. – Понятно. Нет, не встречал…

– В Гагру – это надо часам к восьми, – протянул другой.

– Да ладно, в какую Гагру! – оборвал его старший. – Пошли!

И вопросительно посмотрел на меня – мол, ты идешь, нет?

– Куда? – спросил я.

– Пошли, пошли! – поторопил он. – Увидишь.