Эрон Гуин

Седина

Драка вспыхнула, когда они вышли из клуба: Марри взял на себя одного парня, Малышу и Большому Эду тоже досталось по одному. Их противники, наверное, были студентами — рубашки-поло, джинсы, бейсболки. В клубе, когда трое друзей сидели за высоким круглым столиком, Большой Эд сказал: да ладно, плюньте вы на этих сосунков, но тот из них, что был покрупнее, блондин, смазливый, как девчонка, чем-то задел Малыша, и Малыш тут же огрызнулся в ответ. Потом они выпили еще и обменялись новыми оскорблениями, а потом подошло время закрытия, и диджей у микрофона предложил всем заказать по последней. Друзья выбрались на темную мокрую улицу и пошли на посыпанную гравием стоянку, а когда Марри обернулся, те трое стояли на тротуаре, глядя им вслед.

Кто-то что-то сказал, как оно всегда и бывает. Марри только открыл дверцу пикапа, а Большой Эд уже залезал внутрь. Пьяный Малыш повернулся к парням и сказал, что они его достали. Марри бросил ключи на пол, мягко захлопнул дверцу. Краем глаза он видел, что Большой Эд огибает машину сзади. В нем было почти два метра росту, и Марри помнил, как он подумал, что Эд выглядит слишком усталым для драки — слишком усталым и слишком нетрезвым, да и возраст уже не тот. Видно было, что он недоволен. Но как раз в этот момент Малыш нанес первый удар правой — и началось.

Вокруг мигом собралась толпа молодежи — они кричали, подзуживали. Эд кинулся на того, что был слева. Малыш со своим в обнимку катались по гравию. Марри двинулся вперед, еще не решив, как именно будет действовать, но зная, что ударит первым. Странно, как быстро возникала реакция. Как у радара. Он реагировал, как радар. Ему было двадцать восемь, и они частенько попадали в такие ситуации. Наверное, когда-то это доставляло удовольствие. Если рядом были женщины, то они становились зрительницами, и друзья говорили об этом в машине по пути домой. Если женщин не было — вот как сегодня, — они просто ехали куда-нибудь еще выпить, обсуждали происшедшее между собой снова и снова. Кто кому вмазал, насколько сильно и чем — и так пока не сворачивали с трассы на Эрлсборо, а потом на двести семидесятое, в свой городок.

Парень, который достался Марри, был чуть выше его — ненамного, дюйма на два-три. Марри приметил его еще в клубе: темноволосый, пухлощекий, как раз в том возрасте, когда начинают пускать в ночные бары, достаточно смелый, чтобы поддержать товарища, но не настолько смелый, чтобы его отговорить. Он стоял, уперев руки в бока, когда Марри начал атаку — джеб, потом кросс. Он нанес эти удары быстро, с разворотом от бедра. Хорошая дистанция. Плечи расслаблены. Его противнику явно не хватало опыта по части уличных боев: он даже рук не поднял. Удар левой пришелся ему в нос, и он уже падал назад, когда Марри добавил правой — и сам удивился, как плотно и точно попал кулаком в самом конце траектории. Он ринулся вперед, оседлал парня, нагнулся, чтобы как следует его проучить. Тот лежал на гравии, держась одной рукой за щеку, другой прикрывая живот. В свете фонарей его глаза мокро блестели. Он что-то промямлил, но Марри не разобрал, что. Он двинул локтем ему в подбородок, почувствовал, как тело под ним обмякло, и подумал, что это не может быть нокаут — уж больно просто. Потом встал, легонько пнул его для острастки, и парень остался лежать, испуская стоны.

На Марри были его любимые ботинки — тяжелые, прочные. Он постоял немного, глядя на поверженного соперника, потом обернулся и увидел, что Большой Эд борется со своим у стены неподалеку. Малыш куда-то пропал — наверное, его загораживала машина. Эд зажал голову своего парня под мышкой и раз за разом всаживал его в стену. Это выглядело как нелепый, дерганый танец. Марри обогнул стоящую у бордюра «Тойоту» и увидел блондина верхом на Малыше. Левой он сжимал его другу горло, а правой бил по лицу. Звуки были такие, будто доской хлопали по воде. Парень сидел к Марри спиной и не мог ни увидеть его, ни услышать его приближение. Он не мог видеть, как Марри проехался по гравию на одной ноге, словно конькобежец, занеся другую для удара в точности так, как учил Сифу Дан.

Его колено угодило ровно в середину позвоночника. Голова блондина дернулась назад. Он всплеснул обеими руками и упал на Малыша — это напоминало почти что женское объятие, но Марри уже дергал Малыша за ногу, таща его по гравию, а потом Малыш сразу оказался на ногах рядом с ним и заорал, и Марри пришлось удерживать его, потому что с блондина было довольно. Несмотря на темноту Марри видел, что все лицо у Малыша в крови, а когда он запихнул его в пикап и подобрал Большого Эда на выезде со стоянки, левый глаз Малыша уже совсем заплыл, а нос был свернут к правой щеке, совершенно разбитый, похожий на кусок замазки, который скатали в трубочку, а потом расплющили тяжелыми ударами.

Он проснулся на следующее утро с похмельем, больным горлом и запекшейся между пальцами кровью, непонятно чьей. Перекатился на край кровати и осмотрел свои ноги. Вчера вечером он сумел кое-как раздеться, и на полу грудой валялась его одежда, а рядом ботинки — один стоймя, другой на боку. Он не отрывал от них взгляда несколько секунд. В горле у него, за гортанью, творилось что-то странное и расползалось вниз по животу и рукам — какая-то легкая тошнота. Как будто что-то пропало. А что-то появилось. Он встал и побрел в ванную, оперся на раковину, открыл кран и сполоснул лицо. Посмотрел на себя в зеркало: на лбу синяк, на шее несколько царапин. Он опустил глаза на руки и подставил их под струю, потом взял из пластиковой корзинки в душе грязный кусок зернистого мыла с пемзой и принялся оттирать кровь. Как следует намылил кисти, а заодно и предплечья. Смыл пену и повторил процедуру. Затем побрился и застыл, теребя усы и бородку, которые с годами стали темнее, гуще. Тошнота так и застряла у него в груди, а в животе понемногу сгущалась паника. Он закрыл кран и вернулся в спальню.

Выудив из кармана джинсов мобильник, он набрал номер Малыша, услышал голосовое сообщение и дал отбой. Набрал номер Большого Эда — то же самое. Он с минуту поразмыслил. Ему очень хотелось есть, но он сомневался, что сможет. Зажав телефон в руке, он прошагал по коридору в гостиную, сел на краешек кресла, нашел пульт от телевизора. Было 12.09, и он стал переключать местные каналы в поисках новостей. Девятый, пятый, четвертый — туда и обратно, но главные новости уже сообщили, и теперь оставалось только ждать до половины первого. Он подумал, что если бы у него был компьютер, он заглянул бы в интернет, но компьютера не было ни у него самого, ни у его ближайших знакомых. Кажется, был у тетки, но она жила в Южной Дакоте — не звонить же ей и не рассказывать о прошлом вечере. Он досидел до следующего выпуска, пощелкал пультом, но нигде не сказали ни о драке, ни о пострадавших. Интересно, подумал он, заснято ли все это на камеру. И еще, пользовался ли кто-нибудь из них троих в клубе кредитной карточкой? Вчера была пятница, и они с Малышом обналичили чеки. У Большого Эда, насколько он знал, в жизни не было карточки. Он не мог представить себе, чтобы нашлась компания, которая бы ему ее выдала. Он встал и опять пошел в спальню, раскрыл бумажник и проверил, нет ли там чеков из бара. Если они платили наличными, в клубе не осталось их имен, а если было достаточно темно, то по видеозаписи их вряд ли опознают.

Если там вообще есть камеры.

Если они вчера работали.

Когда он оделся и натянул ботинки, от этих мыслей его уже бросило в пот.

Он взял с полки ключи от машины, открыл дверь трейлера и ступил на голую землю. Небо было ярким, раскаленным. В дубах трещали цикады. Он подошел к пикапу и сел за руль, завел мотор и выехал на улицу.

Когда он свернул с шоссе к дому Малыша, был уже примерно час дня, и он видел над верхушками деревьев полосу облаков, надвигавшихся с запада. Он обогнул дом по гравийной дорожке, остановил машину и вылез на сожженную зноем траву. Малыш сидел в шезлонге на потрескавшемся цементном крыльце. На нем были обрезанные джинсы и шлепанцы, на носу — повязка, под глазами багровые круги. Вся его грудь и плечи были расцарапаны, словно на него напала кошка. Он посмотрел на Марри поверх солнечных очков и отсалютовал ему банкой с пивом.

Марри кивнул в ответ. Затем поднялся на крыльцо, достал из маленького холодильника еще одну банку «Кистоуна», опустился в шезлонг рядом с Малышом и сорвал жестяной язычок.

— Кто тебе нос выправил? — спросил он.

— Эд.

— Чем? Карандашами?

— Ага, — сказал Малыш.

Марри глянул на своего друга, сидящего рядом в обрезанных джинсах и зеркальных очках, а потом перевел взгляд на леса, подступающие к участку Малыша. В основном дуб, немножко хвойных и папоротника.

— Как думаешь, что с теми ребятами? — спросил он.

— С какими ребятами?

— С которыми мы бились.

— Суки долбаные, — сказал Малыш.

— Да, — сказал Марри, — но что, по-твоему, с ними стало?

Малыш уставился на него. Потом спросил, о чем это он.

— О том, куда они попали, — объяснил Марри. — В больницу? В травмпункт?

— Какая, на хер, разница?

Марри покачал головой.

— Ты был совсем пьяный.

— Да нет.

— Так нажрался, что ничего не помнишь.

— Отлично я все помню.

— Помнишь, как я тому парню коленом в спину въехал? Помнишь, он лежал, как труп?

— Нет, — сказал Малыш, — я помню его сучью лапу на моем горле. Это я хорошо помню.

Марри отхлебнул пива.

— Говорю тебе, — сказал Малыш, — забудь.

— Угу.

— Серьезно.

— Ну да.

— Насрать на этих козлов.

— Согласен, — сказал Марри.

Потом наступил понедельник, и он снова начал смолить крыши. Весь день с семи утра до семи вечера под оклахомским солнцем, битум, вонь и головокружительная высота — вот что доставалось его бригаде. Спутниковые тарелки и солнечные ожоги. Дрянные ланчи под деревьями. Потом приходишь с работы, открываешь дверь своего трейлера и тупо сидишь там, глядя в никуда. То есть это раньше он так сидел. Теперь он переключал каналы в поисках сообщения о смерти. О доставке в больницу посреди ночи — разбитая спина, сломанный позвоночник. Сколько он себя помнил, он всегда думал о том, что может кого-нибудь убить, а теперь это случилось, и внутри его разверзлась пустота.