Евгений Алёхин

БУДНИЧНЫЙ АНЕКДОТ

Я проснулся по будильнику и уселся на постели, растерянный после странного сна, пытаясь его подробно вспомнить и понять. Во сне у меня откуда-то взялось два попугая: один ярко-желтый с румяными щёчками, второй – не помню, какой, но это и не важно. Первого я оставил себе, а второго подарил абстрактному другу. Оставшийся попугай был совсем ручной и ласковый. Я помню, испытывал к нему нежность, гладил его и радовался, что он у меня есть. Да просто души в нем не чаял, а румяными щёчками любовался и любовался. Чувства эти были очень сильные и тёплые, в жизни я ничего такого к животным или людям не испытывал. Почти счастье – чувство по силе сравнимое с первыми днями любовного романа. Наверное, в детстве я мог бы испытать что-то подобное, будь у меня любимец. Но любимца у меня в детстве не было. Во сне я долго выбирал для попугая клетку и тщательно следил за его рационом. Я прошел в ванную и умылся над раковиной, еще храня это ощущение привязанности к несуществующему попугаю. Одновременно я смаковал это чувство и испытывал неловкость, что способен на него. Как бы холодный кафель и утренняя вода из-под крана были доказательством нелепости моих переживаний. На кухне я включил чайник, открыл форточку, и день начался. Шум улицы, сквозняк и далекий вой сигнализации переместили меня в понедельник. Зарядку по понедельникам я почти никогда не делаю, не стал делать и сейчас. В воскресенье я, как правило, беру выходной, провожу его бездарно и часто засыпаю поздно. Вместо того чтобы гулять, смотреть, читать, я просто думаю много закольцованных серых мыслей и жалею об упущенных или еще как будто не упущенных возможностях. А после просыпаюсь полуразобранным, не способным к физическим упражнениям, и только по дороге на работу или уже на в процессе догоняю свой обычный ритм. В этот раз я тоже уснул под утро. Нехотя позавтракал, оделся и перебрал сумку с инструментом. Сегодня меня ожидал небольшой заказ: одна дверь и полторы тысячи рублей, – это примерно четыре часа работы. Учитывая дорогу до заказа и обратно, я ожидал вернуться домой часов через шесть-семь. Если случаются большие заказы, я беру больше инструмента и пользуюсь тележкой. Сейчас же я собрал только одну сумку, закинул ее на плечо, убедился, что нормально выдерживаю такой вес, и вышел. По дороге на остановку, я почувствовал: в штанине что-то мешает. Вернее даже не мешает, а просто есть отклонение, ощутимое, но не особо существенное. Остановившись и прощупав ногу, я понял, что надел рабочие штаны вместе с трусами, застрявшими в штанине. То есть в субботу вернулся домой с работы, сразу разделся, закинул робу в шкаф, залез в душ, а трусы так и остались в штанине. Теперь одни трусы были на мне надеты, как полагается, а вторые застряли в штанине на ноге, чуть ниже колена. В общем, я решил, что легче добраться до адреса в таком состоянии, чем устраивать манипуляции извлечения лишних трусов посреди улицы. Плюнул и пошел дальше. В автобусе я решился помочь одной женщине вынести коляску, но немного смутился, когда она слишком энергично отблагодарила: – Большое спасибо, молодой человек. Спасибо! Случайные контакты с людьми по понедельникам у меня вызывают досаду. К тому же после этой помощи женщине, как мне показалось, некоторые пассажиры обратили на меня внимание. Я как физически ощутил каждого, кто, пусть праздно и ненадолго, выделил меня из небытия. Если уж привлекать внимание, то не в понедельник и не с субботними трусами, застрявшими в штанине. В общем, чтобы скрыться, я включил плеер и закрыл глаза. Меня приятно покачивало на задней площадке, и я задремал под музыку. Пока не случился еще один необязательный контакт. У меня спросили: – Вы выходите на следующей? Я открыл глаза и мотнул головой, подразумевая «нет». Но это была непонятливая тётушка, она не поняла моего жеста, взяла меня за плечо и спросила ещё раз громче: – Вы выходите на следующей?! Я на миг вытащил наушник, чтобы она поняла, что добралась до меня, и ответил в той же громкости: – НЕТ! Я еще отодвинул сумку, которая и так почти не загораживала проход. По времени уже миновал час пик, и тётушка вполне могла обойтись без этого вторжения на мою территорию. Я доехал две оставшиеся остановки и спустился в метро. Мне казалось, раз я пользуюсь проездным билетом, а не жетонами, – это должно сделать меня менее интересным человеком для милиции. Да и раньше меня никогда не останавливали на каких-либо станциях кроме Площади Восстания, – и то лишь в дни отдыха. Худого и бледного, меня принимали за наркомана или барыгу на модном маршруте «Петербург-Москва», когда я надевал выходную одежду. Но сегодня меня впервые остановили спешащего, настроенного как исправная шестеренка мегаполиса, существующего в режиме «Работяга». К тому же на Проспекте Ветеранов. Я вынул наушник и спросил: – В чем дело? Смуглый и каменный мент ответил: – Ваши документы. Я ответил: – Можно сначала ваши? Он явно неприятно удивился, но достал корочки. Я даже не успел разглядеть его имя и фамилию, но решил сильно не ругаться. Всё время забываю распечатать указания, как вести себя с милицией в подобных ситуациях и список того, что им можно, а чего нельзя. Инструкцию такого рода лучше всегда иметь при себе. Я прощупал карманы и понял, что забыл паспорт. – А-а, – сказал я, – у меня нет с собой документов. – Пройдемте, – сказал мент. – Ну куда еще? – сказал я брезгливо. Он провел меня в сторону, отворил дверь, мы прошли мимо обезьянника и остановились в коридоре. Обезьянник был занят – там шли другие обыски и разборки. Да и тут в коридоре пришлось потесниться: пропустить здоровяка мента и двух узбеков – его жертв. Я вдруг вспомнил, что в Москве вчера или позавчера взорвали поезд метро. Значит теперь и в Петербурге поставили по десять лишних единиц в форме на каждую станцию, чтобы усиленно обыскивать узбеков и работяг. Конечно. – Что в сумке? – спросил у меня мент. Я открыл и показал: – Инструмент. Он скучающе заглянул, что-то тронул. Рыться подробно, видимо, ему не захотелось. – Патроны есть? – зачем-то спросил он. – Какие ещё патроны? – Какие? Боевые. Доставайте все из карманов. Я вытащил проездной, телефон, плеер, ключи, носовой платок, блокнот, несколько мятых купюр. Мент прощупал мою куртку и карманы штанов. Я вспомнил про трусы в штанине, и подумал, что мне не хотелось бы рассказывать здесь всю эту историю. Но он, обыскивая, спустился только до колен – и ничего не нащупал. Он сказал: – Идите. Мент держался до последнего строго и холодно, и даже не перешел на «ты». Я ожидал, что всё будет гораздо хуже. Меня могли оставить «до выяснения личности», или как там они это называют. Тогда бы пришлось просить кого-то из знакомых ехать за моим паспортом. Я даже не знаю, кого можно было бы попросить. В Петербурге у меня нет близких друзей, как почти и во всех городах. Но, видимо, им сегодня было некогда – нужно было увеличить количество обыскиваемых, пусть даже ценой снижения ущерба каждому в отдельности. Как бы Машина – мясорубка, в которую автоматически попадает человек, рожденный в Обществе – сегодня сменила тактику и, вместо четких уколов, рассеивала зло из пульвелизатора. И на меня попала лишь капля. В такой день, еще не приступив к работе, чувствуешь усталость. Я доехал до станции Черная речка, вышел на улицу, перешел дорогу, прошел два двора, сверился по блокнотику – проверил записанный адрес – и вот уже всем позвоночником ощущал тяжесть сумки. Хозяин оказался полуинтеллигентного вида мужчиной в джинсах и старой бежевой рубашке. Давно уже не молодой. Он поздоровался и пропустил меня в прихожую. – Какую дверь меняем? – спросил я, снимая куртку. – Эта. В мою комнату, – он мотнул головой на комнату, взял мою куртку и вместил её среди другой верхней одежды на один из крючков. В квартире сильно пахло собакой. – Где сама дверь? – спросил я. Мы прошли в его комнату. Большая старая псина дружелюбно уткнулась мордой мне в пах. – Пожалуйста, уберите собаку, – сказал я. Собака не выглядела опасной, но я немного испугался. Она была слишком крупной и вонючей, хотя и, похоже, вовсе не злой. Хозяин немного разочарованно, как мне показалось, сказал: – Юджин, пойдем отсюда. И закрыл собаку в соседней комнате, откуда она тут же принялась поскуливать. – Общаться хочет, – пояснил он. Я достал нож и распаковал дверь – вскрыл полиэтилен, снял пенопласт с краев, вытащил полотно на середину комнаты. Оглядел: с дверью, как почти всегда, всё было в порядке, царапин и вмятин не было. Хотя сегодня мне даже хотелось, чтобы дверь оказалась бракованной. Тогда бы я позвонил на фирму и скорее всего сразу бы поехал домой, пусть и не заработав ничего. Они бы заменили дверь только через несколько дней. Я пересчитал стойки для коробки, доборы, наличники, два бруска, замок, – всё в необходимом количестве. Ничего не попишешь и никуда не убежишь: мне оставалось только начинать работу. – Всё на месте, – сказал я, – мне понадобится только веник, совок и любой пакет для мусора. Через несколько секунд хозяин принес всё это с кухни. Теперь мы стояли и смотрели друг на друга. Он догадался, что я не хочу, чтобы за мной наблюдали. Это была удача. Он пожал плечами и сказал: – Я буду в соседней комнате, если что. И удалился к собаке. Она теперь не скулила, получив порцию общения. Я быстренько прошелся ножиком вокруг старой коробки – обои приклеены к наличникам, и можно оторвать большой кусок, если предварительно не прорезать периметр; затем взял старую стамеску и молоток и выдрал наличники один за другим. Тут же я выносил их на лестничную площадку. Через минуту снял и вынес туда же старую дверь. Развернул удлинитель, подключил лобзик и распилил посередине вертикальную стойку. С помощью монтажки выломал всё то, что осталось от коробки, и, доска за доской, вынес из квартиры. Я стоял на площадке и стучал молотком по вытащенным доскам. Я старался на всех кусках, на всех досках и обломках, загнуть каждый опасно торчащий гвоздь, чтобы о них нельзя было пораниться. Выносить производственный мусор на помойку не входит в мои обязанности, но мне как-то не по себе даже от мысли, что в подъезде будут лежать или стоять, прислоненные к стене, доски с торчащими во все стороны гвоздями. Времени прошло совсем немного, минута или полторы, я уже разбирался с последним обломком. Вдруг с лестницы – откуда-то сверху – спустилась и встала рядом высокая пожилая дама. Из-за ее появления в воздухе, как будто напряженно загудело. Я посмотрел на нее и снова ударил молотком по гвоздю – звук металлически выскочил в подъезд и плавно заглох. Вроде у меня тут было готово – я положил обломок. Вдруг пожилая дама ударила меня сумкой. – Не так, чтобы сильно, но как-то требовательно. Требовала внимания к себе. Сумасшедшая, – понял я. И сказал резко: – Не трогайте меня! И пошел дальше заниматься своей работой. Дама зашла за мной в квартиру и завыла в прихожей. Пока я сметал мусор, оставшийся после разбора проема, Дама сигнализировала: – Уберите это! Почему вы оставляете мусор! Неужели я должна убирать за вами? Я поставил дверь горизонтально, или, как говорится, «раком», и отметил карандашом точки двадцать сантиметров от верха и низа. Хозяин в это время говорил даме: – Выйдите сейчас же отсюда и больше сюда не приходите! – Сейчас же уберите этот мусор! И что вы стучите? Я больной человек, не собираюсь дышать вашей пылью! – отвечала дама. Я взял петлю и обвел ее по контуру карандашом в двух отмеченных позициях. Теперь взял новую стамеску, молоток и принялся простукивать периметр будущих углублений