Анна Данилова

Алый шар луны

1

Чтобы отправиться в далекое путешествие из Москвы в Сургут, нужна весомая причина. Предположим, там поджидает вас наследство в миллион долларов. Вот тогда можно спокойно заказывать билет и, пакуя чемодан, изводить себя мечтами о том, как бы потратить этот миллион, чтобы и удовольствие получить, и денежки сохранить, то есть чтобы не растранжирить все за одну неделю… Меня же никакое наследство там не поджидало. Больше того, эта поездка обещала одни сплошные расходы и полное отсутствие, как я предполагала, привычного комфорта. Посудите сами. Одно дело – сидеть в теплой квартире и печатать на компьютере очередную главу романа, попивая чай или кофе, а совсем другое – лететь куда-то в глушь, в Сибирь, в февральский холод, в неизвестность…

Однако билет я уже заказала, и его должны были принести мне с минуты на минуту. Так, во всяком случае, мне сказала девушка из курьерской службы. Я укладывала в чемодан очередной свитер и уже пятую пару толстых шерстяных носков, когда в дверь позвонили.

Если бы я не была так простужена в тот день, когда мне предложили в издательстве быстренько выбрать себе литературный псевдоним, то окружающие люди знали бы меня как, предположим, Розамунду Бестужеву-Рюмину или скромно – Фаню Нарышкину, а то и вовсе простенько – Улдузу Голенищеву-Кутузову, не говоря уже о Клотильде Дашковой-Кривопищевой; но, поскольку мне в то время было совершенно наплевать, какая фамилия будет указана на моих книгах – меня беспокоили только мое горло и насморк, – я настояла на своей истинной.

– Полина Пухова? Нет, это звучит ужасно! Как перина, как подушка с пухом! – замахал руками редактор.

Я сказала ему – мне требуется время, чтобы придумать что-нибудь оригинальное, чтобы это красиво звучало и легко запоминалось, но так ничего и не придумала – сроки поджимали, книга уже должна была вот-вот выйти, и, к моей огромной радости, «Полину Пухову» оставили, и я обошлась без псевдонима.

– Вы Полина Пухова? – спросила закутанная в розовый шарф девушка-курьер. – Собираетесь в такую стужу в Сургут?

Она словно прочла мои мысли.

– Да, это я – в стужу, в Сургут…

Девушка была явно в хорошем настроении, она пожелала мне летной погоды, успешной посадки, и я, закрыв за ней дверь, снова подумала: куда я лечу? Зачем?

Хотя, конечно же, я долго размышляла, приблизительно дня три, прежде чем решиться на такой марш-бросок в Сибирь. Моя сестра полгода назад вышла замуж за первого встречного парня из Сургута и полетела с ним туда, к нему, как жена декабриста. Письма от нее приходили хорошие, надо сказать, она не жаловалась, писала, что счастлива, что они любят друг друга, что новая жизнь ей по душе… Но надо знать мою Милу, чтобы верить написанному. Она всегда была капризна, избалована, испорчена вниманием родителей и деньгами, а потом и огромным количеством завидных московских женихов. И вдруг – в Сургут! Родители, к моему удивлению, благословили ее и, с легким сердцем отправив дочку в Сибирь, сами переехали в Петербург – поближе к дедушке с бабушкой. Я же должна была следить за Милкиной квартирой, поливать никому не нужные теперь цветы, вытирать пыль.

«Я беременна, – написала мне Милка, а потом и сама показалась по скайпу – расплывчатая, нечеткая, словно ее изображение разбавили оранжево-фиолетовой водой. – Знаешь, такие странные ощущения!»

«Ты как себя чувствуешь?»

«Да как обычно…»

«Милка, с тобой все в порядке?»

«Да… Все…»

«Твой Тихий любит тебя?»

Тихий – это фамилия моего зятя.

«Да, любит. Все хорошо».

«Ты не скучаешь?»

И вдруг я поняла, что она плачет. А потом сестра и вовсе исчезла с экрана. Я написала:

«Что с тобой? Ты почему плачешь?»

«Все в порядке. Смотрю на тебя, вспоминаю… Здесь все чужие! Тихий вечно на работе, а я совсем одна…»

Вот так через три дня я и решилась на это путешествие. Навестить сестренку. Посмотреть на нее, беременную, разведать обстановку и решить для себя – оставлять ли Милку с Тихим или же брать ее за шкирку и возвращать обратно, в Москву.

И, уже собираясь, я постоянно ловила себя на мысли, что с Сургутом или с Тюменью, словом, с тем холодным краем у меня связаны еще какие-то воспоминания ли, ассоциации ли… Вот только не было в этих ассоциациях ни северного сияния, ни романтики Севера, ни снега с метелью, а виделся мне почему-то бешено мчащийся поезд и слышался стук колес, а еще – отчаянный женский вопль и кровь на холодном металлическом полу тамбура. Что-то недосказанное, незавершенное, пахнущее пионами и, как это ни странно, книжной пылью.

И только к вечеру того дня, когда я уже решилась на поездку, я все вспомнила.

Это был литературный вечер в одной из библиотек. Мне присылали записки, я отвечала на вопросы. Кстати сказать, на таких вот тихих библиотечных вечерах встречаются весьма интересные вопросы, да и люди попадаются вдумчивые, заинтересованные, истинные почитатели твоего творчества.

Ко мне подошла очень скромно одетая немолодая женщина и сказала, что у нее есть ко мне одно дело. Я поняла, что она хочет мне что-то поведать наедине. Мы отошли с ней в сторону, и она спросила меня, где я беру сюжеты для своих романов. Мне часто задают этот вопрос, и я, признаться, уже устала отвечать на него. Приготовилась уже было произнести дежурное: из воздуха! Сюжеты беру из воздуха, они повсюду… Как вдруг я услышала:

– У меня есть для вас сюжет. Вы же криминальные романы пишете, а это как раз такая – криминальная и ужасно страшная история… Это все происходило на моих глазах, но мне почему-то никто не верит! А моя внучка так и вообще считает меня сумасшедшей. Ей это на руку, я знаю, что она хочет избавиться от меня и отобрать квартиру. А я – что… что могу я сделать?!

Я смотрела на нее и представляла себе ее тяжелую жизнь, ее одиночество, постоянные ссоры со взрослой внучкой. Наверняка она еще и чем-либо больна, все-таки возраст… Я часто, глядя на человека, словно бы вижу какие-то фрагменты из его жизни. Вот и тогда я увидела почему-то ее, эту женщину, сидящую в кухне возле окна, за которым идет снег. На столе чашка с жидким кофе, печенье…

– Слушаю вас, – кивнула я.

– Я возвращалась в Москву из Тюмени, где у меня живет подруга. Вот так, на старости лет, решила навестить близкого, родного мне человека. И такая поездка, знаете ли, приятная была! И с попутчиками повезло… Я же на поезде поехала. На самолет билеты дорогие. Туда доехала быстро – разговоры мы вели с соседями по купе… Да и спала я хорошо, спокойно, не то что в Москве. А вот на обратном пути в поезде произошло что-то страшное… И это не дает мне покоя! Я и сон потеряла, постоянно думаю об этом, но сделать ничего не могу. У меня здоровья нет. И сил.

– Так что же произошло в поезде?

– У меня была соседка по купе. Она тоже в Москву путь держала. Молоденькая такая девушка. Красивая. Надей ее звали. Она, конечно, не такая разговорчивая была, как мои прежние соседи по купе, но все равно, приветливая, вежливая такая. Нас ехало двое. Больше никого. Пока мы чаю попили, газеты-журналы почитали, и вечер наступил… Надя вышла в туалет, полотенце взяла, мыло… Словом, она не вернулась. Я долго не могла уснуть. Сначала мне показалось, что в той стороне, где находится купе проводников, кто-то вскрикнул… Потом кто-то бегал как будто туда-сюда. Но я приписала все это своей мнительности. Осмелев, я решила отправиться на поиски Нади. Думала: если не найду ее где-нибудь в вагоне, скажу проводнице, что пассажирка пропала, ее уже полчаса нет. Вышла я из купе и направилась в сторону туалета, того, что был расположен ближе к нам, то есть неподалеку от купе проводников. В туалете никого не было. Тогда я вышла в тамбур, думаю, может, Надя там стоит, курит? Сейчас же все курят. Открываю дверь и вижу… извините… голый зад! Какой-то мужчина. А под ним – Надя! Смотрит на меня умоляющими глазами! Какой-то гад ее насиловал, понимаете?! Я поняла, что ее надо спасать, побежала к проводникам, рванула дверь – никого. Тишина. Страшно так мне стало…

Я – в купе, заперлась. Сижу и думаю: что делать? Надо же что-то делать… Звонить! Но кому звонить? По какому телефону? Пока я так раздумывала, чувствую – у меня перед глазами все плывет… Плохо мне стало. Я пришла в себя, уже когда в купе вошел какой-то мужчина в фуфайке. Приложил палец к губам, мол, молчи, а потом, забирая дорожную сумку Нади, он, глядя мне прямо в глаза, тихо сказал: «Вы ничего не видели и не знаете… И никто с вами не ехал! Забудьте ее». И ушел. А мне и вовсе дурно стало! Потом мне показалось, что кто-то закричал… Меня всю затрясло. Я услышала, как кто-то прошел за дверями купе и сказал: «Скоро Войновка…» Я запомнила название станции. Но еще до того, как поезд остановился, я слышала какой-то шум, как будто кто-то хлопнул тяжелой металлической дверью. Я сидела тихо, как мышка, не зная, что и думать… Это позже, уже под утро, ко мне зашел какой-то человек и начал задавать вопросы. Спрашивал, не слышала ли я посторонних звуков? Когда я видела в последний раз проводницу? Кто был со мной в купе? Признаюсь: я промолчала… Вернее, солгала – сказала, что никто со мной не ехал. Хотя на самом деле была эта Надя, которую, как мне думается, убили…

– Почему убили? – спросила я.

– Да потому что весь вагон потом обсуждал случившееся! Говорили, что были обнаружены два трупа. Один труп – это была проводница… Представляете, оказывается, проводницу убили! Не зря же я слышала крик! А другой труп – неизвестный – сбросили с поезда… Убийца взял у проводницы специальный такой ключ, открыл дверь идущего на полном ходу поезда и вытолкнул из него окровавленное тело. Или выбросил труп в окно купе проводницы. Понятное дело, что убили Надю! И убил ее тот самый… зверь…

– Зверь?

– Он из тюрьмы сбежал! Вернее, вроде несколько человек сбежало, но один вот попал в наш поезд. Они же там все в тюрьме превращаются в зверей! Уж доехал бы до М