Павел Верещагин

И танки наши быстры

Нет, господа, что бы ни говорили пессимисты, а жизнь с каждым днем становится все лучше и лучше. В самом деле! Оглянитесь вокруг: почти каждый встречный говорит что-нибудь в мобильный телефон. От шикарных витрин магазинов дух захватывает, казино искрятся огнями, швейцары у дверей ресторанов дадут сто очков вперед любому английскому лорду, поп-звезды мировой величины к нам в очередь стоят, машин на улицах — не протолкнуться, и такие проносятся мимо — просто загляденье! То и дело слышишь, что кто-то квартиру купил буквально рядом с Зимним дворцом и сделал в этой квартире фонтан и плавательный бассейн или домик в родительском садоводстве перестроил в четырехэтажный особняк с пятнадцатью спальнями, а дедушку с бабушкой отправил в круиз к острову Маврикий.

Да и сами мы как будто повзрослели. Бодрее смотрим вокруг, увереннее. Потому что знаем: сам о себе не позаботишься — никто о тебе не позаботится. Будешь щелкать клювом — останешься без обеда. Хочешь жить в мире — готовься к войне. А бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Вспомните, какими зашуганными мы были лет пятнадцать назад. Нас запросто можно было испугать стриженым затылком, золотой цепью на шее и спортивным костюмом «Адидас». Смешно сказать, мы верили, что все американское — хорошо, а пиджак цвета бордо — это шикарно. Человек с двадцатью тысячами долларов казался почти миллионером! А Канарские острова — символом недостижимой вовек роскоши.

А теперь мы ходим среди развернувшегося вокруг нас великолепия как ни в чем не бывало, можно даже сказать, по-хозяйски, и ничему не удивляемся. Живо интересуемся котировками нефтяных контрактов на Нью-Йоркской сырьевой бирже. Обсуждаем на кухнях цены недвижимости в Москве и на Лазурном берегу так, будто до Билла Гейтса нам рукой подать! А уж Рождество на Елисейских полях в Париже и вообще кажется плевым делом! Подумаешь! Нашли чем удивить!

И все же… Все же… Бывает, такое вдруг накатит… Особенно поздней осенью… Или в январе, когда вместо хрустящего снежка под ногами вторую неделю льет дождь. Выглянешь в окно, а там денек серый-серый, как будто и не рассветало… И помойка под окном разбухла от воды и расползлась на полдвора… Собака сиротливо роется в отходах… И такая вдруг тоска возьмет от этой нашей похорошевшей жизни, что хоть волком вой!

Короче, Бурцев отправил жену с дочкой отдыхать на юг, в Анталию. А сам, как положено, отметил с друзьями это событие. И то ли сказалось напряжение последних рабочих недель перед Новым годом, то ли, наоборот, подвело то, что к концу года удалось-таки свести концы с концами и даже получить некоторую прибыль, а может, Бурцев переволновался, снаряжая своих женщин в дальнюю дорогу, но как-то дал он слабину в алкогольном плане. То есть, как начинали отмечать отъезд у него дома, он помнил. А куда потом пошли и чем все закончилось, — нет.

Спал Бурцев плохо. То просыпаясь, то вновь проваливаясь в тяжелое забытье. Хотелось пить, но сил подняться не было. И снилась какая-то чушь. Как будто кто-то ходит по квартире, причем ходит в резиновых ластах, влажно шлепая по только что положенному финскому паркету. Ходит, распространяя вокруг запах йода и водорослей. А время от времени дышит в лицо тяжелым духом.

Проснулся Бурцев, когда за окном уже теплился серенький пасмурный денек. Проснулся оттого, что кто-то стоял рядом и в упор на него глядел.

Бурцев разлепил веки и рядом с диваном увидел живого пингвина средних размеров, который смотрел круглыми пуговичными глазами ему прямо в лицо, должно быть, ожидая, когда Бурцев проснется. Пингвин — как на картинке в учебнике биологии. Черненький фрак поверх белой манишки. Розоватые перепончатые лапы. В пол упирается крепкий хвостик, похожий на третье крыло. Только то, что на картинке казалось нежным и пушистым, вблизи оказалось жесткими короткими перьями. Да и фрак выглядел изрядно поношенным и как будто припорошенным меловой пылью, а на манишке во многих местах пятнами проступала желтизна.

Увидев, что человек зашевелился, пингвин переступил с лапы на лапу, несколько раз двинул вперед шеей, как будто пытаясь проглотить слишком большой кусок, и прокричал: «Гха-гха-гха!»

Бурцев вздрогнул от неожиданности и сразу сел, опустив ноги на пол. Он оглядел пингвина вытаращенными глазами и проговорил непослушным хриплым голосом:

— Привет, морда! Ты откуда взялся?

Пингвин склонил голову набок, опять подвигал шеей, будто проталкивая в горло неразжеванный кусок, и повторил свое: «Гха-гха!»

«Хорошенькое дело, — удивился Бурцев. — Что это мы такое вчера вытворяли? Пытались закадрить цирковых актрис? Или лазили ночью в зоопарк?»

Пингвин тем временем развернулся, раскинул крылышки в стороны, как самолет, и, смешно переваливаясь с боку на бок, сделал несколько шагов по направлению к кухне. Он обернулся на Бурцева, похлопал крыльями по черным лоснящимся бокам, будто приглашая за собой, и скрылся за дверью.

Бурцев поморщился, почувствовав спазм в желудке, с усилием поднялся на ноги и вслед за птицей прошел на кухню. Пингвин стоял посредине, требовательно глядя на человека.

— Ну, и что ты хочешь мне сказать? — спросил Бурцев. — Голодный, что ли? А хозяин твой где?

На столе стояли неубранные тарелки с остатками еды и полная окурков пепельница. На залитой бульоном плите валялась чья-то кепка…

Бурцев взял со стола недопитую бутылку пива, сделал несколько глотков… Вы пробовали когда-нибудь пиво, которое всю ночь простояло открытым на столе? Бурцев поморщился и вылил пиво в раковину…

Он обошел комнаты, носившие следы вчерашнего пребывания гостей, но кроме пингвина не обнаружил в квартире ни одной живой души.

«Вообще осатанели, — подумал Бурцев о вчерашних неизвестных приятелях. — Оставили у меня птицу. Хорошо еще, что не крокодила!»

Пингвин дожидался Бурцева, стоя посредине кухни. Когда Бурцев вернулся после обхода квартиры, пингвин нетерпеливо потоптался на месте и похлопал крыльями по бокам.

Бурцев оглядывал неубранный после вчерашнего банкета стол в поисках какого-нибудь подходящего куска, когда раздался телефонный звонок.

— Здравствуйте, гражданин Бурцев, — проговорил в трубке голос лучшего друга Мишки Айвазовского. — Медвытрезвитель вас беспокоит. Когда собираетесь платить за оказанные услуги?

— Привет! — отозвался Бурцев, пропуская мимо ушей дежурные шутки.

— Привет в карман не положишь. Не булькает. К тому же нанесен ущерб: выбитых стекол — пять, перевернутых автомобилей — два, свернутая челюсть прапорщика Закидайло — одна…

— Ясно, — перебил его Бурцев. — Вы где?

— Поправляем здоровье в «Петровиче», — бодро отрапортовал Айвазовский. — И тебе, между прочим, звонили… Но ты спал, как дитя…

«Есть же люди, которые с самого утра — в прекрасном настроении», — с завистью подумал Бурцев. Он прислушался к шуму и звукам музыки, пробивающимся в разговор, — в центре развлечений «Петрович» народ гулял круглые сутки без перерыва.

— Слушай, Айвазовский, — спросил он, — а чей это пингвин тут у меня бродит? Мы что, вчера в цирке были?

Друг на том конце линии замер. Потом он, прикрыв рукой трубку, сказал что-то дружкам, находившимся рядом. Те смолкли на мгновение, а потом дружно захохотали.

— Вы что? — спросил Бурцев.

— Да ничего!

— А пингвин чей?

— Так это… твой!

— Кто — мой?

Айвазовский некоторое время молчал, стараясь не рассмеяться.

— Ты что, ничего не помнишь? — спросил он.

Бурцев начал терять терпение.

— А что я должен помнить? — спросил он.

— Ты его вчера купил!

— Кто?

— Ты!

— Где?

— У мужика возле метро.

На том конце линии дружно заржали. Бурцев покраснел. Он покосился на стоящего рядом пингвина. Тот внимательно слушал разговор, чуть склонив голову набок.

— Ты что, совсем ничего не помнишь? — опять спросил друг. — Мы были у тебя. Потом в бане. Потом пошли в клуб шары гонять. Там добавили. Из клуба вышли… Патрикеев стал тачку ловить. Но нас пьяных никто сажать не хотел. А ты увидел, что в переходе животных продают. Кто котят, кто щенка. Бабка какая-то кролика толкает. Ну и мужик с пингвином.

— Что еще за мужик? — мрачно спросил Бурцев.

— Обычный. В ушанке и унтах. Полярник.

— И что?

— Ну ты и купил.

— А зачем?

— Ты у меня спрашиваешь? Не знаю. Понравился очень!

Бурцев посмотрел на пингвина. Маленький такой. Неказистый. Пахнет водорослями…

— А мужик что? — спросил он.

— Ничего. Взял деньги и ушел.

Бурцев нахмурился. Как же это получилось, что он ничего не помнит?

— А вы?

— Мы — отговаривали, — заверил друг. — Но ты уперся — и ни в какую. Покупаю и точка. «На тещу мою, орал, похож. Научу его тапочки приносить. Чтобы пришел домой, а тебе теща тапочки несет».

Бурцев поморщился. До чего же люди глупеют под действием алкоголя!

«Отговаривали они, — подумал он. — Небось, рады были бесплатному представлению. Жеребцы!»

— Ну, елки-палки… — проговорил он.

— А ты что, вообще ничего не помнишь? — спросил на том конце провода лучший друг.

Бурцев опять не посчитал нужным ответить.

— И почем же нынче пингвины? — как можно более небрежно спросил он.

— Ты — купил за пятьсот баксов, — дипломатично сообщил Айвазовский.

— За пятьсот?! — удивился Бурцев. — А у меня что, с собой было? — спросил он.

— Наодалживал у всех. У меня, между прочим, сотку…

Бурцев замолчал. Ничего себе аттракцион! С какого, интересно, квасу его так понесло?

— Да ладно, ты не расстраивайся, — успокоил его Айвазовский. — Патрикеич вчера у метро сказал, что он в зоомагазине точно такого же за тысячу видел. Так что ты лишнего не переплатил.