Илья Варшавский

СОЛНЦЕ ЗАХОДИТ В ДОНОМАГЕ

ВЕЧНЫЕ ПРОБЛЕМЫ

Курсант Плошкин

Капитан Чигин взглянул на старинный морской хронометр, висевший на стене рядом с электронными часами. Кажется, пора!

Он подошел к двери и повернул на два оборота ключ. Так спокойней. Затем из левого ящика стола были извлечены спиртовка, два маленьких серебряных чайника и две коробочки, украшенные изображениями драконов.

Конечно, открытый огонь на космолете — нарушение правил, но чай — это чай, и ни один истинный ценитель не будет пользоваться для его приготовления какими-то дурацкими плитками на медленных нейтронах. Что ж, капитан Чигин может позволить себе эту вольность. Пятьдесят лет службы в космосе тоже дают какие-то права. Космический устав — прекрасная вещь, на космолете должна быть железная дисциплина, иначе это будет не корабль, а кабак, но нельзя же подходить с одной меркой к желторотому курсанту и старому космическому волку Чигину. Сначала прослужите столько, сколько капитан Чигин, а потом и права вам дадут особые. Вот так-с.

Чай тоже нужно уметь готовить. Это вам не какая-нибудь бурда, которой потчуют на космодромах, а напиток высшего класса, эликсир бодрости.

Сначала нужно ополоснуть чайник водой и поставить его на огонь. Когда из носика пойдет легкий парок, засыпать первую порцию чая и поставить чайник на батарею. Пусть постоит минут десять. Тем временем вскипит вода во втором чайнике. Только не забудьте положить в холодную воду немного зеленого листа. Что, никогда не слышали? Ну это оттого, что вы, батенька, не знаете, что такое настоящий чай. Именно зеленый лист. От него все качества. Попробуйте, и ничего другого пить не захотите. Теперь вылейте зеленый навар в первый чайник и снова — на огонь. Только сейчас уж следите, чтобы не закипел, а то все пропало. Отлично! Можно снимать и покрыть колпаком. Минут пять — и чай готов. Пить его нужно из маленькой фарфоровой чашки. Сахар? Ну кто же пьет настоящий чай с сахаром?! В крайнем случае — чуть-чуть соли.

Капитан вдохнул волшебный аромат, отпил маленький глоток и медленно проглотил, блаженно зажмурясь.

Отставив чашку, он достал из стола кожаную папку, послюнил похожий на сосиску палец и бережно перелистал сшитые вместе пожелтевшие от времени страницы.

Ага, вот!

«Я, капитан парохода „Жулан“, вследствие скудного питания и неполного штата кочегаров вынужден прекратить рейс, распустить команду и передать пароход местным властям.

В настоящее время нахожусь в городе Коломбо, что на острове Цейлон, и с первым пароходом нашей компании вернусь в пределы Российской империи, что явствует из изложенного».

Капитан слегка откинулся назад в кресле, чтобы полюбоваться ровными строчками рондо.

— «Что явствует из изложенного»! — со смаком повторил он, поднося чашку ко рту. — Стиль-то какой! «Явствует из изложенного»!

Рука капитана потянулась к чайнику, но в этот момент кто-то осторожно постучал в дверь. Капитан поморщился, сунул спиртовку обратно в ящик, подошел к двери и повернул ключ.

— Можно к вам, мастер? — В дверях стоял старший помощник.

Чигин довольно ухмыльнулся. Обращение «мастер», как и звание «капитан», было заимствовано им из старинных книг и отлично прижилось. Попробуйте найдите хоть еще одного космонавта, к которому обращаются подобным образом! Капитан — это для посторонних. Ближайшим помощникам разрешается маленькая фамильярность. «Мастер»… право, неплохо звучит!

— Входите, чиф. Может быть, чашечку чаю?

Старпом вздохнул. Он терпеть не мог любимый напиток капитана, но отказаться — значило смертельно обидеть старика.

— Спасибо, с удовольствием!

Чигин достал из шкафчика вторую чашку.

— Какие новости?

— Радиограмма с подкидыша. Идет к нам с курсантами. Двенадцать человек.

— Какой курс?

— Все первокурсники. Двенадцать козерогов.

— Примите к правому борту.

— Есть!

— Что еще?

— На подкидыше — доктор. Радирует, что все в порядке, медикаменты получены.

— Так.

Капитан задумался. Опять первый курс. Щенки. На перегрузках будут лежать трупами, потом, в невесомости, заблюют весь корабль. Пробный рейс, так называемое «окосмичивание кадров». Капитан терпеть не мог этого выражения. Окосмичивание! Чушь это, а не окосмичивание! Подумаешь, старт с постоянной орбиты, удлиненный эллипс вокруг Марса и возвращение на орбиту. Дать бы им настоящий взлет и еще посадочку на Венере, вот тогда бы узнали, что такое «окосмичивание». Половина бы подала заявление об отчислении из училища. Но что поделаешь, если планетолет «Альдебаран» уже давно переведен в класс 4-Е без права посадки на планеты. Еще года два его будут использовать в качестве учебной базы, а затем…

— Спасибо, мастер, чай у вас действительно великолепный.

— Подождите.

Старший помощник снова сел.

— Вот что, — капитан расстегнул воротник кителя, — вы уж займитесь сами с курсантами. Главное, чтобы они сразу включились в работу. Ничто так не разлагает молодежь, как безделье. Никаких поблажек на всякие там недомогания и прочее. Железная дисциплина и работа излечивают все хворобы.

— Будем разбивать на вахты?

— Обязательно. По четыре человека. Из каждой вахты двоих — боцману. Пусть с ними не миндальничает.

— А остальных?

— В штурманской рубке и в машине. По очереди, каждые сутки. Во вторую половину рейса произведете перемену без выходных.

— Чепуха все это, — сказал старший помощник, — все равно курорт.

— Вот вы и позаботьтесь, чтобы не было курорта, погоняйте как следует.

— Автоматика, тут особенно не погоняешь, времена не те.

— Не те, — согласился капитан. — Вот спросите у этих козерогов, чего их понесло в училище, и они вам непременно наплетут про романтику космоса, а какая теперь романтика? Вот раньше…

— В наше время, — кивнул старший помощник.

Капитан хлопнул рукой по столу.

— Да я не о том! Вот, скажем, мой прадед, он был капитаном парохода.

— Чего?

— Парохода. Плавал по морям.

— Зачем? — лицо помощника выражало полное недоумение.

— Ну, перевозили разные грузы.

— Странно. Кому могло прийти в голову таскать грузы морем, среди всех этих нефтяных вышек?

Капитан пожал плечами.

— Вероятно, их тогда было меньше.

— Все равно анахронизм.

— Романтика, — задумчиво сказал капитан. — Тогда люди были другие. Вот послушайте.

Он открыл папку.

«Названный Сергей Малков, списанный мною, капитаном парохода „Жулан“, в Кардиффский морской госпиталь, направляется в пределы Российской империи, удовлетворенный денежным довольствием по день прибытия, что подтверждается подлинной подписью моей руки и приложением Большой Гербовой Печати Российского Генерального Консульства в городе Лондоне».

— Н-да, — сказал помощник.

— Это мой прадед, капитан парохода «Жулан», — самодовольно сказал Чигин. — Папка и хронометр — наши семейные реликвии.

— Плавал по морю! — хмыкнул помощник. — Что ни говорите, анахронизм!

Капитан нахмурился.

— Ничего вы не смыслите, чиф. Это вам не космолетом командовать. Тут кое-что еще требовалось. Отвага, мастерство. А парусный флот? Какие люди там были?! «Травить правый бом-брам-брас!» Как это вам нравится?!

— А что это значит?

— Ну, команда такая, — неуверенно сказал капитан.

— Не понимаю я этого, — развел руками помощник, — не понимаю, и все тут! Что за бом-брам?

— Я теперь тоже многого не понимаю. Раньше вот так все знал, — выставил капитан растопыренную пятерню, — а теперь, извините, не понимаю. В позапрошлом году направили на двухмесячные курсы изучать эти новые звездолеты. Лекции читал такой, лопоухий. Прослушал я первую и спрашиваю: «А почему он у вас все-таки летит?» — «Вот же, — говорит, — формула». А и я говорю: «На формулах, молодой человек, летать не привык. На всем, — говорю, — летал: и на ионолетах и на аннигиляционных, а вот на формулах не приходилось».

— Так он не летит, — ухмыльнулся помощник, — это пространство свертывается.

Красная шея капитана приобрела малиновый оттенок — признак, предвещавший начало шторма.

— Глупости! — сказал он, вставая с кресла. — Пространство — это миф, пустота, и сложить его невозможно. Это все равно что сожрать дырку от бублика, а бублик оставить. Нет уж, вы мне подавайте такой корабль, чтобы и старт и посадки — все было, а от формул увольте, благодарю покорно!

— Разрешите идти? — благоразумно спросил помощник.

— Идите, а я отдохну немного.

Капитан сполоснул под краном оба чайника, убрал коробочки с чаем и, взглянув на хронометр, откинул полог койки.

Баркентина под всеми парусами шла бакштаг, ловко лавируя среди нефтяных вышек.

Соленые брызги обдавали загорелое лицо капитана Чигина, наблюдавшего в подзорную трубу приближающийся берег.

Ветер крепчал.

— Убрать фок-марсель и грот-стаксель! — скомандовал капитан.

— Есть убрать фок-марсель и грот-стаксель! — проворные курсанты рассыпались по реям.

— Прямо к носу — коралловый риф! — крикнул впередсмотрящий.

Капитан взглянул вперед. Белые валы прибоя яростно бились о предательский риф, до которого оставалось не более двух кабельтовых. Решение нужно было принимать немедленно.

— Свистать всех наверх!

— Есть свистать всех наверх! — козырнул боцман.

— Рубить ванты, рубить топинанты, мачты за борт!

Подвахтенные с топорами кинулись к такелажу.

— Капитан, тонем! — крикнул молодой курсант, указывая на приближающийся вал, покрытый белой пеной.

— Черт побери, поздно! — капитан окинул последним взглядом баркентину. Отличное судно, но разве может оно противостоять мощи прибоя?! — Прощайте, братцы! Благодарю за отличную службу!

Удар! Треск ломающейся обшивки, крики тонущих курсантов, рев прибоя.