Пластинчатая пастеризационно - охладительная установка
17.07.2016
Лица открыты, светлые глаза мучительно озирают белую мглу, как бы ищут ответа, как будто «оттуда» ответят, скажут, как вести себя людям, впервые взявшим в свои руки государственную власть. Ведь они победители, над ними больше нет никаких хозяев. Но они ли самые главные здесь? У них на плечах лямки, белые полотняные лямки. Они оттягивают плечи, заставляют идти в ногу покорно и чинно. А на лямках висят гробы. Гробы разные, всякие от простых сосновых до великолепных золотых, парчовых. А в гробах - люди. Люди, вчера еще живые, надеявшиеся, стрелявшие, отчаянные, смелые... Сейчас они лежат благостные, спокойные. Лица их гордые, строгие. Это хорошо потрудившиеся люди. Да, они хорошо потрудились, они сделали первую в мире пролетарскую революцию. Этого никогда еще не было... Они как живые, по только странно, щемяще-тоскливо выглядят хлопья снега, не тающие на этих живых лицах и спокойно сложенных руках. Возможно вас заинтересует пластинчатая пастеризационно охладительная установка.
В кружевном белом холодном убранстве явились они - главные герои - на этот потрясающий горестный праздник молчания. В торжественном марше тишины движутся люди. Вот, крепко-крепко держась за край гроба, идет простоволосая высокая женщина; бледно-сиреневые губы сжаты, темные круги вокруг почти невидящих глаз, поднятых к небу, такая мягкая, голая шея! Ей холодно, пронзительно холодно. Тонкие ноги в дырявых чулках, скрюченные до деревянности, в мужниных солдатских ботинках, тонут в серебристом пуху, оставляя чуть видный след. Завеса снега становится гуще, и сквозь этот белый траур еще слышатся раскаты прощальных залпов и гимна.
Снег перестал. Спускается ночь. Огромный город как будто пуст. Снежный, белейший снежный покров укрыл все следы разъяренного боя, даже старые стены, исщербленные пулями, нежно припудрены белым пухом. От снега светло, и в этом неверном свете нахмуренный город как-то особо значителен - мрачный, настороженный. Прохожих нет. Нет никаких следов на гладком, гладком серебряном пространстве улиц и площадей. Все покрыла собой тишина, мрачная, злая. Трусость и ненависть ушли, попрятались, затаились в каменных мокрых громадах безглазых домов. Но их слышишь в темноте как чье-то чужое, враждебное, тяжелое дыхание.
