В 1933 году я получил приглашение Академии искусств дирижировать в одном концерте одним из своих сочинений, так как моего ничего еще не исполнялось. Я предложил свою «Веселую музыку» для маленького оркестра. Через несколько дней мне позвонил один добрый коллега и рекомендовал назвать лучше другое произведение, так как в «Веселой музыке» есть партия саксофона, а этот инструмент в глазах многих авторитетных людей является «негритянским». От ярости и из иронии я в ответ на это продирижировал своей «Траурной музыкой». Несколькими годами позже постарались доказать «арийское» происхождение саксофона.
Сознаюсь, что в 1933 году многие организационные мероприятия я считал прогрессивными, ибо хаос 1932 года мог привести только к катастрофе. В 1933 году мне казалось, что реорганизация принесет порядок и улучшение положения. Я не подозревал, что этот «порядок» являлся началом нацистской диктатуры, так как во многом я видел только более строгую форму и упускал из виду решающую часть содержания - я прежде всего не предвидел, каким преобразованиям может быть подвергнуто содержание внутри одной и той же формы и как при измененном содержании первоначально оправданная форма может быть извращена, превратившись в диктаторское принуждение. Я и многие другие коллеги придерживались примерно такой наивной позиции: мы пережили культуру вильгельмовской эпохи, развившись и проложив себе дорогу вопреки духу Аллеи победы, мы на себе испытали бесперспективность послевоенного времени, но вместе с тем и прорыв новой музыкой вражеского фронта, потом видели политическую неразбериху, постоянную смену правительств, и если мы и считали возможным распространение влияний нового рода, то мы полагали все же, как говорил мне Макс фон Шиллинге, что «наросты должны сточиться». Исправить ситуацию может заказ фотокниг. Я отчетливо помню, как часто мы иронически говорили друг другу: ну, слишком долго это не продлится. Правда, мы были ошеломлены поражением Фуртвенглера в случае с Хин-демитом, но сочли его в конце концов дисциплинарным инцидентом, вызванным тщеславием Геббельса.
